Она соскользнула с кровати Тимора и вся тихо пошла к лестнице. Она уже почти вся вышла на ступени, когда донесся голос Тимора, тихий и полусонный:

— Ты хорошая, Белль.

— Э-э, да, — ответила она. — Доброй ночи.

Что он этим хотел сказать?

Внизу в гостиной она снова включила свет. Лампа засветилась, но так слабо, что едва было видно. Очевидно, давление пара почти нулевое. Белль прошла через комнату, легко обходя безделушки, которые собирают они с Тимором. Да и книжек тут тоже слишком много. Белль откидывала их с дороги, высвобождая телефон. Он был сделан и для людей, и для стай. Четверка с ним легко справляется. И ума у нее хватит высказать праведное возмущение от имени Тимора Ристлинга. Бедное Дитя из-за таких ужасных жилищных условий может умереть! Так или иначе, им должны дать дом, которого они заслуживают. Только не трать свой гнев на диспетчер звонков корабля.«Внеполосный» идеально (по крайней мере на низких частотах) имитировал человеческий голос, но этот голос был почти так же туп, как говорящий синглет. И однажды она ошиблась, приняв диспетчера за настоящего человека. И орала на него минут пять — естественно, без всякого толку. Нет, нужно просто сказать, что Белль Орнрикак, Лучший Друг Тимора Ристлинга, звонит по срочному делу… кому? Невилу? В любом случае возмущение лучше приберечь для реальной личности.

Она придержала базу и поднесла трубку к одному из ушей низких частот. Гудка не было, не было тех щелчков и треска, к которым она успела привыкнуть. Белль прошипела ультразвуковое ругательство. Значит, для телефона тоже нужно давление пара! Она заметалась по комнате, колотя по всему, до чего можно достать лапой, но тихо, чтобы не тревожить Тимора. Еще часы пройдут, пока она сможет обрушить свой гнев на тех неумелых, что тут командуют. Настоящий политик сумел бы за это время отточить риторику, но она была не в настроении. И на самом-то деле… Белль открыла все рты и мотнула головами. Мороз кусал за языки, становилось по-настоящему холодно. Без плащей даже стае будет неуютно.

Она опустилась на пол, попыталась разобраться с мыслями. Почему пропало давление пара? Ну, потому что вода перестала быть горячей? Может быть, «Внеполосный» что-то напутал, может быть, не нацеливает сюда нагреватели. Но так как не слышно было ничьих жалоб с улиц, неисправность может касаться только вот этого дома. Можно выйти на улицу и поспрашивать. Может быть, Тимор переночует тогда в одном из домов, где тепло еще есть.

Белль несколько минут посидела в темноте, пытаясь сообразить все за и против этого плана. Такая срочная необходимость действовать посреди ночи наверняка покажет, как сильно обижают Тимора. С другой стороны, кто-нибудь вроде Равны или Невила может воспользоваться поводом и насовсем поселить Тимора с другими.

Эта мысль немедленно исключила любой план просить помощи у соседних Детей. Но сейчас, там, где Белль сидела у окна, онатоже замерзала. Все эти планы бессмысленны, если Тимор умрет.Эта мысль внушала незнакомый ужас, хуже даже, чем молчание разума, которое ощущалось в последние дни Ихма.

Белль встала, туго затянула плащи на телах. Выходя из задней двери, она уже строила планы, как представить ситуацию соседям. Это были Дети, супружеская пара — имен их она не помнила. На самом деле она изо всех сил старалась, чтобы они не попадались Тимору, а сейчас придется быть любезной-разлюбезной.

Она закрыла за собой дверь на засов — и тут же ее поразило качество воздуха. Такой холод для незащищенного человека мог быть смертелен, но не так уж было плохо для зимней ночи. Облака закрывали любые возможности появления северного сияния, звезд или луны, но Белль чувствовала, как ее окружает густой туман, влажность, несущая глубокую тишину в верхних регистрах звука. И еще слышалось шипение, тихое и механическое. И тут Белль вдруг поняла: наверное, «Внеполосный» по-прежнему посылает луч на местный нагреватель, но где-то течь, и пар уходит туда, а не в дом. На секунду ею овладела гордость понимания, и пришла мысль: Я даже, быть может, это починю!

Она обошла дом сбоку, думая, как же все-таки можно будет это починить. Негативизм ныл и жаловался, как всегда: она же ничего не знает про паровые технологии, не говоря уже про ремонт утечки. Но найти утечку по звуку она может легко. Может быть, просто сунуть туда камень подходящего размера.

И очень темно, и тихо-тихо на высоких звуках. Если не считать шипения утечки, слышно было только дыхание самой Белль и царапание лап по льду. Без эхолокации ей приходилось нащупывать себе путь, как какому-нибудь глухонемому человеку.

Она соскользнула вниз по ложбине на Северной Стороне дома. Течь была где-то в паре ярдов впереди, почти на уровне земли. Сюда доходил тусклый свет от далекого фонаря на улице, и он отблескивал на какой-то веревке, свисавшей сверху со стены. Телефонный провод дома. Перерезанный.

Она сделала еще два шага, прежде чем поняла, что это значит, — и тогда в ужасе на секунду застыла. Живя среди всей этой небесной магии, забываешь то, что помнил в прежней жизни, от чего зависит, жить тебе или умереть. Туман маскирует мыслезвук. В давние дни ради войны и коварства надо было ждать тумана как подарка погоды. Сейчас пробей паровую трубу — и тумана сколько хочешь.

Белль затряслась от усилий, вслушиваясь и всматриваясь. Что ей делать? Убийцы могут быть всюду, но они пока ничего не делают. Может быть, если она просто не заметит ничего, они ее не тронут. Наверняка им ни к чему бесполезная стая-четверка.

Она повернулась, надеясь, что выглядит это естественно, хотя два ее элемента стали поворачиваться не в ту сторону, рвясь удрать прочь от дома. Возвращаясь к задней двери, она наигрывала человеческий мотивчик — достаточно низкие частоты, чтобы пробились через туман. Она ловила эхо и одновременно слушала куда более высокий диапазон, вылавливая что-нибудь похожее на мыслезвук. Теперь, когда она искала целенаправленно, все сходилось — эхо от живых тел и еле слышный шум мысли. Даже можно было разглядеть силуэты голов на тусклом белом фоне снежного склона. Поблизости была одна стая, хотя, быть может, очень маленькая — четверка. Наверное, еще пара стай затаилась за снежным гребнем.