Мы подъехали к многоэтажному автопарку возле здания аэрофрахтовочных компаний. Я поднялся по спирали бетонной окантовки этого вычурного, претенциозного здания и припарковался на пустом пятачке среди машин на крыше. Спрятав банкноты в серебристую сумочку, женщина склонила свое cocpeдоточенное лицо над моими бедрами и стала со знанием дела одной рукой расстегивать ширинку. Она начала работать над моим пенисом поочередно ртом и ладонью, удобно положив руки поперек моих колен. Я вздрогнул от боли, когда она прижала меня своим, жестким локтем.

– Что с твоими ногами? Авария? В ее устах это прозвучало как сексуальное оскорбление.

Когда она оживила мой пенис, я взглянул на ее сильную спину, на контур ее плеч, отмеченных лямками бюстгальтера, и на продуманно оформленную приборную панель этого американского автомобиля, я уловил связь между ее толстыми ягодицами, которые поглаживала моя левая рука и пастельно оттененными циферблатами часов и спидометра. Вдохновленный этими утопленными в панель циферблатами, мой безымянный палец пополз к ее заднему проходу.

Из машин, столпившихся внизу, доносились сигналы клаксонов. Над моим плечом сверкнула фотовспышка, освещая испуганное лицо этой утомленный проститутки, обхватившей губами мой пенис, ее увядшие волосы, разбросанные на хромированных спицах руля. Отстранив ее, я посмотрел вниз, за балюстраду. Автобус аэропорта врезался в багажник такси, припаркованного у въезда в аэровокзал. Два таксиста и мужчина, все еще сжимающий в руке свой пластмассовый дипломат, доставали из кабины раненого водителя. Площадь перед аэровокзалом была перекрыта огромной пробкой из автобусов и такси. Мигая фарами, на тротуар взобралась полицейская машина и поползла между пассажирами и служащими аэропорта, сбив бампером пластмассовый дипломат.

Отреагировав на движение, отраженное в хромированной стойке окна, я посмотрел направо. В двадцати футах от меня, отделенный несколькими полосками пустых парковочных мест, на капоте автомобиля, припаркованного вплотную к бетонной балюстраде, сидел мужчина с фотоаппаратом. Я узнал этого высокого человека со шрамами на лбу. Это был врач из госпиталя. Он вынул из вспышки потемневшую лампу и швырнул ее под машины. Вытаскивая снимок из полароида, он взглянул на меня без особого интереса, словно давно привык к виду проституток и их клиентов на крыше этого многоэтажного автопарка.

– Можешь заканчивать. Достаточно.

Женщина как раз снова начала возиться у меня в паху в поисках задумчивого пениса. Я жестом велел ей сесть. Глядя в зеркало заднего вида, она поправила волосы и, не взглянув на меня, покинула машину и направилась к шахте лифта.

Высокий мужчина с камерой побрел через крышу. Я заглянул через заднее окно в его автомобиль. Пассажирское сиденье было завалено фотооборудованием – камеры, тренога, коробка с лампами. К приборной доске была прикреплена кинокамера.

Он направился обратно к своей машине, держа камеру, как пистолет. Когда он подошел к перилам, его лицо выхватил из темноты свет полицейских фар. Я вспомнил, что много раз видел это рябое лицо прежде. Оно маячило в дюжине забытых телепрограмм и мелькало на снимках в информационных журналах – это был Воан, доктор Роберт Воан, бывший специалист по компьютерам. Будучи одним из первых телевизионных ученых новой формации, Воан сочетал личный шарм – густые черные волосы над покрытым шрамами лицом, американская армейская куртка – с агрессивной лекторской манерой и полной убежденностью в значимости своей разработки – использование компьютерной технологии для контроля над международной системой дорожного движения. Три года назад в первых же программах из подготовленного им цикла Воан создал убедительный образ ученого-хулигана, мечущегося между лабораторией и телецентром на мощнейшем мотоцикле. Образованный, честолюбивый, склонный к саморекламе, он уберегся от того, чтобы быть не более чем пробивным карьеристом со степенью доктора философии, лишь благодаря оттенку наивного идеализма и странному взгляду на автомобиль и его истинную роль в нашей жизни.

Он стоял возле перил, глядя вниз на столкновение. Фары освещали четкие уплотнения шрамов над его бровями и ртом, разбитую и восстановленную переносицу. Я вспомнил, почему так внезапно оборвалась карьера Воана: в середине своего телевизионного цикла он был серьезно покалечен, попав в аварию на мотоцикле. Его лицо и характер до сих пор очень четко хранили память об этом ударе, ужасающем столкновении где-то на шоссе северных предместий. Его ноги были сломаны задними колесами грузовика, черты его лица выглядели так, будто бы их, снесенные в сторону, восстановили после катастрофы по собранию выцветших рекламных фотографий. Шрамы на губах и на лбу, самостоятельно подстриженные волосы и два недостающих верхних зуба придавали его образу оттенок запущенности и враждебности.

Выступающие косточки запястий торчали из подпаленных манжет его кожаной куртки как наручники.

Он сел в машину. Это был «линкольн-континенталь» десятилетней давности, та же модель, в которой погиб президент Кеннеди. Я вспомнил, что одним из предметов одержимости Воана было убийство Кеннеди.

Задним ходом он проехал мимо меня, чиркнув левым крылом «линкольна» по моему колену. Когда он соскользнул вниз по эстакаде, я не спеша побрел через крышу. Эта первая встреча с Воаном до сих пор не потускнела в моей памяти. Я знал, что мотивы, по которым он меня преследует, далеки от мести или вымогательства.