Шрифт:
Ученые принялись спорить о чем-то своем, а я продолжал наблюдать за гиббонами. Затем Макилвейн спросил:
– Мистер Нивенс, а как долго длятся эти "конференции"?
– Конъюгации, - поправил его Варгас.
– Конференции, - повторил Макилвейн.
– Этот аспект более важен.
– Но позвольте, доктор, - не уступал Варгас, - конъюгация это способ обмена генами, посредством которого мутации распространяются на…
– Антропоцентризм, доктор! Вы не можете с уверенностью утверждать, что эта форма жизни имеет гены.
Варгас покраснел.
– А вы хотите предположить что-то еще?
– Сейчас нет. Но повторяю, доктор, вы оперируете недостоверными аналогиями. У всех, без исключения, форм жизни есть только одна общая характеристика, и эта характеристика - стремление выжить.
– И размножаться, - добавил Варгас.
– А предположим, существо бессмертно и ему не нужно размножаться?
– Но… - Варгас пожал плечами и махнул рукой в сторону обезьян.
– Мы ведь уже знаем, что они размножаются.
– Я все же думаю, - ответил Макилвейн, - что это не размножение. Мне кажется, что мы имеем дело с единым организмом, который стремится захватить для себя побольше жизненного пространства. Согласитесь, доктор, зиготы, гаметы - к этому порой так привыкаешь, что начисто забываешь о возможности существования и других принципов.
– Но во всей Солнечной системе… - начал было Варгас.
– Антропоцентризм, терроцентризм, солоцентризм, - перебил его Макилвейн, - это все провинциальные подходы. Возможно, эти существа прилетели к нам из другой звездной системы.
– Ничего подобного!
– вставил я. В мозгу вдруг вспыхнуло изображение Титана, и одновременно мне снова сдавило горло.
На мою реплику никто не обратил внимания. Макилвейн продолжал:
– Возьмите, к примеру, амебу. Кстати, по сравнению с нами, эта форма жизни проще, но гораздо более успешна в плане эволюции. Мотивационная психология амебы…
Дальше я слушать не стал. Свобода слова есть свобода слова, и если человеку хочется, он может сколько угодно рассуждать о "психологии" амебы, но слушать это никто не обязан.
Затем они занялись экспериментами, что несколько подняло их в моих глазах. Варгас распорядился перевести бабуина с паразитом на спине в клетку с шимпанзе и гиббонами. Едва новичок оказался в клетке, они все сошлись в круг спиной к спине и устроили переговоры от паразита к паразиту.
– Вот видите!
– Макилвейн ткнул пальцем в сторону клетки.
– Эти "конференции" нужны им не для размножения, а, прежде всего, для обмена информацией. Временно разделенный на части организм вновь соединился.
То же самое мог сказать им и я, только без этой трескучей терминологии: хозяин, который долго был без контакта со своими, первым делом вступает в прямые переговоры.
– Гипотеза! Где доказательства?
– фыркнул Варгас.
– Сейчас у них просто нет возможности размножаться. Джордж!
Он подозвал бригадира лабораторных рабочих и велел доставить еще одну обезьяну.
– Маленького Эйба?
– спросил бригадир.
– Нет, мне нужна обезьяна без паразита. Знаешь что, пусть будет Краснокожий.
– Док, может, не надо Краснокожего? Жалко, - попытался возразить бригадир.
– Ничего с ним не сделается.
– Может, лучше Сатану? Все равно противный, зараза.
– Ладно, давай его сюда.
Привезли Сатану, черного как уголь шимпанзе. Возможно, в других обстоятельствах он бывал агрессивен, но сейчас вел себя очень тихо. Когда его запустили в клетку к обезьянам с паразитами, он прижался спиной к дверце и жалобно заскулил. Мы словно казнь наблюдали. Я держал себя в руках - человек, в конце концов, ко всему привыкает, - но панический страх обезьяны оказался заразительным: захотелось сбежать.
Поначалу обезьяны с паразитами просто смотрели на Сатану, не отрывая глаз, - ну прямо суд присяжных, - и продолжалось это довольно долго.
Повизгивание Сатаны сменилось низкими стонами, и он закрыл лицо руками.
– Смотрите, доктор!
– вдруг воскликнул Варгас.
– Что? Где?
– Люси, старая самка. Вон там.
– Он указал рукой.
Видимо, у чахоточных гиббонов она была за главного. Люси стояла спиной к нам, и мы увидели, что паразит у нее на загривке собрался в ком, а затем на нем появилась радужная линия - прямо посередине.