— Саш, ты не против, если мы с Зельцем по селу пройдемся?

— За каким? — продолжая копаться в недрах грузовика, спросил командир.

— Я со старостой поболтать хочу… ну и так — послушать, о чем люди судачат. Они ж не знают, что мы русские и все понимаем, вот и будут свободно друг с другом разговаривать… Да и на «железку» сходить не мешает, глянуть, что к чему…

— Резон в этом есть, не спорю… — Он выбрался из моторного отсека. — Только рацию возьми, и не больше, чем на пару часов, а то волноваться буду. Кстати, — Саня принялся оттирать руки от масла, — а в своем немецком ты уверен?

— Конечно! На шоссе с природными Гансами общался без особых проблем, а тут какая-то тварь продажная! — с жаром заверил я его в своей лингвистической состоятельности.

— Как скажешь, как скажешь… На часах у нас Док сейчас, так?

— Угу.

— Докладывайся ему каждые полчаса, а то опять тебя по лесу искать у меня ни малейшего желания нет.

— Да когда… — договорить я не успел.

— Тогда, блин! Ты забыл, что за полтора месяца три раза в плен попадал? Или это меня два раза дырявили, а?

— Не три, а два, — я попробовал огрызнуться.

— А в сарай кого на второй день по приезде законопатили? Пушкина? Так что доклад раз в тридцать минут, иначе никуда не пойдешь! Или ты себя Рэмбой в смеси со Штирлицем ощутил?! — «Вот теперь Саша конкретно завелся — по тону понятно. Но и я тоже хорош — в полный и к тому же неуправляемый, занос пошел…»

— Все понял, тащ командир! Доклад каждые тридцать минут! — козырнув, я даже встал по стойке «смирно» — ведь известно, что ничто так не успокаивает военного человека, как Устав.

— Иди уж, вояка! — Прием сработал и в этот раз — Саша сразу подобрел.

Быстренько вернувшись в школу забрать рацию, я доложился Сереге и, настроившись на рабочий канал и сунув на всякий случай в карман гранату, выбежал во двор.

Пока мы с Лешкой топали до сельсовета, я в который раз отметил, что, несмотря на бушующую вокруг войну, в глухих уголках вроде этого практически ничего не изменилось. Если только забыть о немецком флаге над сельсоветом и полном отсутствии мужчин на улице. Правда, надо думать, и в мирное время днем их в деревне тяжело было застать — в страдную пору на селе работа всегда найдется. А пока, кроме стайки ребятишек, промчавшейся мимо, да нескольких женщин, нам никто не попался. Занятно то, что если я разглядывал встречных девушек с неподдельным интересом, Дымов даже голову в их сторону не поворачивал. Такое поведение для молодого симпатичного парня показалось мне более чем странным, так что я даже тихонечко спросил:

— Слышь, Зельц, а как тебе та блондиночка?

— Какая? — вздрогнув, спросил в ответ Лешка.

— Ну такая… — и я жестами изобразил пышные формы одной из встреченных селянок, чья фигура, надо это признать, произвела на меня впечатление.

Лицо боевого товарища на миг дрогнуло, а появившееся на нем выражение напомнило мне физиономию президента Клинтона, когда он давал объяснения сенатской комиссии по поводу своих приключений с Моникой. «Ха! Маскируетесь, товарищ сержант милиции! Ну-ка, а если так?»

— Может, пойдем, познакомимся? — как можно более нейтрально предложил я.

— Да ты что! — взвился Алексей. — На нас же немецкая форма! Они с нами даже разговаривать не станут!

Действительно, косячок! С другой стороны, некоторые из барышень нас разглядывали с ясно различимым интересом… Или это мне показалось? Сколько уже по лесам бегаю, мог и отвыкнуть от куртуазий.

— Пожалуй, ты прав! А вот представь, что мы в свое переоденемся, деревню захватим, бургомистра на осине подвесим… И ты, такой красивый, «шпалами» сверкая… А?

— Антон, ты чего? Война же!

— А что война? Жрешь ты, как и я, невзирая ни на какую войну, разве не так?

— Сравнил тоже… Без еды как воевать-то?

— Без женской ласки тоже сложно. Помнишь, как Славка Трошин поменялся, когда с Мариной зазнакомился? То-то же! Тебе же сам бог велел — молодой, неженатый! — Однако развивать тему я все-таки перестал, отчасти потому, что Дымов особо не повелся, отчасти из-за того, что впереди показался сельсовет. Не то чтобы я испугался местной власти, но административное здание — это вам все-таки не пустынная деревенская улица, и поскольку говорили-то мы по-русски, шанс, что кто-нибудь это услышит, возрастал.

На лавочке возле входа сидел молодой парень в хорошем двубортном пиджаке, не подходившем ему как минимум на два размера. Левый рукав был перехвачен белой повязкой, отчего казалось, что бицепс этой руки уродливо перекачан. Ансамбль дополнялся засаленной кепкой и парой глубоких царапин на щеке. На коленях «суровый боец» держал обрез «трехлинейки», из-за чего напомнил мне персонажа одной из первых серий знаменитого сериала «Рожденная революцией». Той, где главный герой приезжает в деревню бороться с кулацким подпольем. Увидев нас, парень вскочил: