Однажды на лугу появился странствующий фигляр с коробкой и стал он играть на волынке перед двором князя до тех пор, пока не сбежались деревенские жители: из ворот повыходили даже ратники и челядинцы княжеские. Образовался круг, и фигляр на ломаном языке начал рассказ о том, что у него в коробке спрятан римский витязь, и если мужи и прекрасные жены будут к нему милостивы, то готов он показать им своего героя. Он постучал по коробке, крышка приподнялась, и крошечное, отвратительное чудовище, лицом похожее на человека, в римском шлеме, выставило голову и стало кривляться. Многие отступили назад, но более отважные рассмеялись такому диву. Фигляр открыл коробку, и из нее выпрыгнула обезьяна, одетая, словно римский воин, в панцирь. Она засеменила тощими ножками по траве, перекувырнулась в воздухе и начала плясать. Сначала земледельцы только дивились, но потом раздались громкий хохот и одобрительные крики, так что Гильдебранд побежал к князю и сказал ему:

– Перед воротами пляшет скоморох с маленьким диким человечком, которого называют обезьяной.

Князь с Инго и женщинами вышел во двор и стал любоваться забавными прыжками обезьяны, которая наконец стащила с головы свой шлем и побежала кругами, а скоморох закричал:

– Подайте, витязи, моему римскому воину, что имеется у вас в кошельках из римских монет, крупных и мелких; чем славнее витязь, тем крупнее деньги! А у кого ничего нет, тот клади в коробку яиц и колбас!

Все рассмеялись, причем одни схватились за свои кошельки, а другие поприносили со дворов то, что могло служить страннику пищей в дороге. Незнакомец подошел и к господам; князь и Теодульф достали из карманов римскую медь, и Фрида услышала, что, указывая скомороху на Инго Теодульф сказал:

– Вот он, первейший из витязей, подаст тебе самый богатый дар.

Человек с обезьяной приблизился к Инго. Опасаясь, найдут ли что-нибудь для подачки витязь и его прислужник Вольф, Фрида, во избежание унижения, быстро сняла маленькую серебряную пряжку, дар княжеской дочери, и выступив вперед, сказала:

– Витязь этот, которому прыжки римлян известны лучше, чем тебе, готов подать, если ответишь ты на один вопрос: в каком платье ходит твое чудовище, когда ты выпрашиваешь подаяние у римлян?

Скоморох взял серебро, робко взглянул на Инго и ответил:

– Знаю я, что груб и лукав привет вандалов. А тебе скажу: кто хочет пляской понравиться римлянам, тот должен плясать нагишом. Советую тебе делать то, что делает там моя обезьяна.

– А я думаю, что твой пляшущий кот точно так же среди чужих позорит воинов моего народа, как чужих – у нас.

Мужчины кивнули головами и, улыбаясь, отвернулись от фигляра. Но Инго подошел к нему и спросил:

– Откуда ты знаешь, что я вандал?

– Это довольно ясно из того, что носишь ты на голове, – ответил скоморох, указывая на шапку Инго, в которую воткнуты были три ровных пера дикого лебедя. – Едва ли восемь дней прошло с того времени, как шибко досталось мне у бургундов от таких перьев.

Инго изменился в лице и, поспешно схватив фигляра за руку, отвел его в сторону.

– Сколько было тех, которые носили этот знак? – спросил он.

– Больше десяти, но меньше тридцати, – ответил фигляр. – С грубыми речами отнеслись они ко мне и грозили побоями, потому что мой малютка плясал в гусиных перьях.

– Бранивший тебя – седобородый воин с рубцом на челе?

– Он таков, каким ты обрисовал его; кроме того, человек это грубый.

Ирмгарда заметила, что витязь с трудом скрывал свое волнение и, отделившись от других, в одиночестве возвратился в дом.

Вскоре после этого во двор пришел Фолькмар, посол королевский. Инго принял его как давно желанного друга. Выслушав его вести, витязь повел Фолькмара к князю, и втроем они держали дружеский совет.

– Король приглашает меня к себе и обещает мне безопасность, – сказал Инго. – Что бы ни думал он в сердце своем, но я должен принять его приглашение. Одно только удерживает меня, и со стыдом сознаюсь в этом: не могу я неимущим человеком явиться ко двору короля; тебе известно, как я пришел сюда.

– Не будешь ты нуждаться, витязь, ни в коне, ни в одежде, – ответил король, – а Вольф прислужником последует за тобой; не советую тебе, однако ж, полагаться на слово короля и подвергаться риску угодить под топоры его телохранителей, и значит, бесследно исчезнуть за каменными стенами замка. Путь этот может оказаться бесславным концом твоей доблести.

Фолькмар тоже сказал:

– Тебе, витязь Инго, прилично пренебрегать опасностью, ибо знаешь ты, что порой отвага полезнее всего мужу. Но если ты намерен последовать приглашению короля, то не делай этого одиноким путником. В презрении будешь ты у короля и его дружины, и недостойно станут обходиться с тобой, если бы даже король и не посягал на твою жизнь. Таков уж обычай при дворах королей: только нарядная одежда, кони да прислуга дают витязю значение. Поэтому, прежде чем отправиться к королю, приобрети все это, но если за тобой последуют люди здешних лесов, то вконец будешь ты ненавистен королю.

– Разумно говоришь, ты, Фолькмар, – ответил Инго. – Если ты решишься показаться на глаза королю, то скажи ему, что благодарен я за высокое посольство и что предстану я пред его очами, когда снаряжусь, как того требует и его честь, и моя собственная.

– Ответ я отнесу, – ответил Фолькмар, – и надеюсь проворно отскочить в сторону, когда король запустит в меня кружкой.

Князь Ансвальд тоже одобрил изъявление такой благодарности, потому что его тайно тревожило требование короля, хотя он и мужественно скрывал свою озабоченность.