– Мои воины не спешат с продажей добычи. Наш стан наполнен зерном и стадами из франкских деревень и нелегко прокормить пленных до прибытия сюда торговцев, – повернувшись к Готфриду сорб продолжал: – Не хочет ли епископ набрать себе общину из женщин и детей?

– Мой отец просит у тебя, как милости, чтобы ты позволил мне взглянуть на узников и поприветствовать тех из них, кто соблюдает нашу веру.

– Есть ли у вас то, чем выкупаются пленные? Мне кажется, ваша дорожная кладь невелика.

– Мы намерены предложить тебе, по пограничному обычаю, выкуп за пленников, – ответил Инграм. – Но покупатель прежде всего хочет видеть товар. Если угодно – покажи нам узников.

Сорб размышлял. Он поговорил со своими застольниками, потом повернулся к Готфриду.

– Постараюсь доказать твоему повелителю, что я уважаю его посольство. Можете взглянуть на пленников. Ступайте, чужеземцы. Мой старик проведет вас.

Послы с поклоном вышли из зала, услышав за собой шум и хохот сорбов.

За дверью старик сделался как-то ласковее, словно он освободился от тяжкого гнета. Он снял свою меховую шапку, низко поклонился и сказал:

– Когда вороны охотятся, то и вороне что-нибудь перепадает. Если вам удастся освободить пленников, то надеюсь, вы сделаете подарок старичку, потому что мне трудно объясняться на двух языках. К тому же я могу вам и другие услуги оказать.

Готфрид нерешительно посмотрел на своего проводника.

– Таков обычай, – сказал тот и снял с кафтана серебряную пряжку, единственную свою ценность. – Возьми это в знак моего расположения к тебе, а когда Буббо, торговец медведями придет к вам, то я пришлю тебе через него кусок красного сукна.

Старик униженно протянул руку.

– И Инграму угодно поклясться в этом?

Инграм положил два пальца на рукоять меча и произнес слово: «Клянусь!», а старик весело засмеялся.

– Слово ваше ценится на границах наравне с товаром.

Они прошли через двор и у ворот старик кликнул некоторых из праздно бродивших воинов. Они немедленно прибежали, полагая отправится за чужеземцами, но старик просто отослал их подальше.

С холма они спустились на деревенскую площадь, на которой, близ пруда, стоял длинный, подобный амбару дом, предназначавшийся для совещаний общины. Старик отворил низенькую дверь и Инграм поспешно вошел в мрачное помещение.

– Вальбурга! – вскричал он.

Из одного угла раздались два голоса:

– Сюда!

На соломе, выстилавшей пол, послышался шорох, и два белокурых мальчика, обхватив колени Инграма, жалобно зарыдали.

– Где сестра? – глухим голосом спросил Инграм.

– Ее увели к Ратицу, на гору.

Зубы Инграма заскрипели, кулаки сжались, но он бросился на колени возле мальчиков и обнял их. Горячие слезы полились на кудрявые головы рыдавших. Между тем, посреди помещения зазвучали торжественные слова: «Придите ко мне все нуждающиеся и отягченные, говорит Господь». Лучи света падали через отворенную дверь на кроткое лицо юноши, и оно сверкало состраданием и воодушевлением, словно лик ангела.

Женщины и дети столпились вокруг монаха. Некоторые из них рыдали, падали ниц перед ним, иные приподнимали вверх малюток, чтобы он благословил их. Даже язычницы внимали словам его с клоненными головами и сложенными руками. Он произносил священные слова и громко молился. В помещении было тихо, слышались лишь рыдания женщин и стоны детей. Готфрид подходил к каждой женщине отдельно, благословлял ее и тихо читал молитвы. Наконец подошел старик и сняв шапку настоятельно попросил:

– Не хочешь ли отправиться за мной, чтобы не гневался на нас Ратиц?

Готфрид подошел к Инграму и тихонько дотронулся до его плеча.

– Где женщина, которую ты ищешь?

– В хижинах хищника, – последовал печальный ответ.

– Так пойдем, чтобы и она получила привет моего Господа.

Инграм с трудом поднялся, отряхнул с себя плачущих мальчиков, а Готфрид подвел их к одной стоявшей на коленях христианке и сказал:

– Что сделаешь ты для них, то сделаешь и для Господа.

Готфрид направился к выходу, но неутешная толпа окружила его, протягивала к нему руки и хватала за платье, стараясь удержать. Помогли лишь приказания старика и плеть, которой он разогнал страждущих.

Быстрыми шагами мужчины поднимались на холм.

– Я должен поговорить с христианской девушкой, находящейся во дворе Ратица, – сказал Готфрид. Старик покачал головой, но монах продолжил:

– Не мешай мне, мне так приказано.

– Я подвергнусь гневу моего повелителя, – произнес седобородый сорб.

– Я удвою твою плату, – сурово сказал Инграм. – Не думаешь ли ты, что мы похитим девушку из хижины?

Старик улыбнулся, кивнул головой и провел их вдоль окраины холма к месту, где под защитой вала стояло несколько низеньких соломенных хижин.