– Несчастный! – вскричала Вальбурга. – Ты ходил к колдунье? Она приносит жертвы духам тьмы и всякий, имеющий с ней дело – погибнет.

– Так говорите вы, христиане. Не отрицаю однако, что печален ее вид, а занятие ее нечестиво. Она требовала живого ребенка для мрачного дела, которое хотела совершить ради меня.

– Но ты не согласился? – спросила Вальбурга.

– Я вспомнил о тебе и о поездке моей к сорбам для освобождения детей, и больше не ходил к Гилле. С того времени я живу как бы вне защиты богов, которые тоже презирают лишенного мира. Одной только высокой владычице доверяю я, – таинственно продолжил он. – Жене судеб, носящейся над волнами со своими подругами. Мне полезнее молиться в долине, в которой она властвует.

– Ты говоришь о богине вод на Идисбах? – робко спросила Вальбурга.

Инграм кивнул в ответ.

– Она исконно благосклонна к моему роду и предание гласит, почему так случилось. Если тебе охота послушать, то узнаешь. Настала пора, когда я могу открыть тебе мою тайну.

Он подбросил вязанку хвороста в запылавший с треском костер, посадил подле себя испуганную Вальбургу и торжественно начал:

– Предок, от которого я происхожу, назывался Инго, и был он витязем в стране турингов. Он полюбился дочери своего начальника, но отец обещал ее другому. Витязь убил своего соперника, его лишили мира. И стал он скитаться странствующим воином. Едучи однажды около реки Идисбах, он увидел выдру, бившуюся с лебедем. Инго убил выдру и сел подле ясеня, на возвышении, как вдруг лебедь обернулся богиней, которая обратилась к нему с ласковыми словами и дала ему талисман, сообщавший победу над врагами и дар невидимости. Витязь проник ночью во дворец начальника и увез любимую девушку. Он построил себе на том ручье двор и жил там могучим властелином. Люди долин служили ему и никто из врагов не мог его одолеть. Однажды маленький сын витязя взял талисман из сундука, надел его на себя и пошел в лес. В это время враги моего предка напали на него и сожгли вместе с домом и домочадцами. Спасся только маленький мальчик. От него-то я и происхожу.

– Но известно ли тебе, Инграм, что дар этот действительно доставляет счастье? – спросила Вальбурга.

– Можешь ли ты сомневаться в этом? – с неудовольствием ответил Инграм. – Это тайное знамение нашего рода и я храню талисман, как наследие моих предков.

– Ты хранишь доставшееся от бесов? – с ужасом вскричала Вальбурга. – Покажи, чтобы я видела его. Теперь я имею на это право.

– Ты стоишь под знамением креста, – возразил встревоженный Инграм, – и неизвестно мне, благосклонна ли ты к талисману и благосклонен ли он к тебе. Но я не стану скрывать его от тебя.

Он распахнул свою одежду и показал маленькую кожаную сумку, висевшую у него на шее.

– Знамение это столь же истинно и священно, как что-либо другое на земле. Посмотри: оно действительно из кожи выдры. Его носил мой отец, а мать передала мне. Когда я ездил за детьми, то не имел его при себе. Опасаюсь, что от этого сорбы и взяли надо мной вверх. Но по возвращении я повесил его себе на шею.

– И в тот же вечер тебя лишили мира, – сказала Вальбурга.

– Быть может, – печально согласился Инграм. – Талисман не дает мира. Мой предок тоже был лишен мира, когда получил его.

Вальбурга с ужасом подумала, что ее возлюбленный находится под властью нечистых сил. Пылавшее пламя разбрасывало вокруг себя искры, зубчатые камни сверкали и блестели, а внизу кружился бесовский змей.

– Кто там дерзко греет кости свои? – вскричал вдруг у входа грубый голос.

Из расщелины сказы выступила исполинская фигура в темной одежде из звериных шкур. Лицо было забрызгано кровью, кровь струилась и по рукам страшилища.

Испуганная Вальбурга вскочила с места.

– Я вижу двоих. С ума ты сошел, Инграм, что приводишь женщину под землю?

– В недобрый час приходишь ты, Буббо, – с досадой молвил Инграм. – Да и некстати тебе грозить, когда сам нуждаешься в помощи. Как вижу, ты возвратился из тяжкого боя.

– Я убил медведя, но медведица схватила меня и оба мы скатились со скалы. По счастью, она находилась внизу и таким образом приплатилась за меня, а я еле-еле приплелся сюда в надежде встретить тебя, – ответил Буббо, тяжело дыша.

Он опустился на мох.

– Посмотри, где он ранен, а я перевяжу его, – сказала Вальбурга. При виде несчастья ближнего к ней возвратилось мужество и она тотчас же принесла свою корзинку.

– Ты Вальбурга? – проворчал Буббо. – У меня переломана рука и все тело в ранах. Перевяжи руку лубками и, если можешь, то помолись, чтобы не слишком радовались бурые моему падению.

Инграм зачерпнул воды и поспешил из пещеры за древесной корой и мхом, а Вальбурга между тем приготовила перевязку.

– Никогда не думала я, Буббо, чтобы моя фата очутилась на твоих ранах, – добродушно сказала она.

– Не в первый раз ты перевязываешь меня, – ласково ответил лесной скиталец. – Если кому-либо должна быть известна наша тайна, то я очень рад, что именно тебе, хотя и полагаю, что придя из мызы под эти холодные камни, ты поступила совсем неразумно.

По приходе Инграма, Вальбурга при его помощи перевязала сломанную руку и раны Буббо.

– Если дашь напиться, то будет это приятно, – произнес Буббо. – Вода здесь холодная и чистая.

Девушка боялась спуститься вниз и вынув из кармана флягу, она налила маленькую деревянную чашку.

– Вот напиток, указанный нам Винфридом и который помогает в жестоких болях, – сказала она. – Сначала он развеселит тебя, а потом – утомит. Ничего не может быть лучше для тебя сейчас.

– Похвалил бы я напиток твоего епископа, если бы скудости своей он не испарился по дороге в утробу, – вздохнул Буббо, отдавая чашку. – Не отрицаю, однако, что напиток приятнее, чем его проклятья.