…По всему холму — дорожки, по ним на тележках вывозится порода… Но перил у этих дорожек нигде нет, и мулы, тележки и все остальное то и дело летит вверх тормашками вниз, в уже глубоко вырытые ямы».

Видно, щадя мать, Родс не написал, что с висячих настилов летели вниз не только повозки и тачки, но и люди. Их изуродованные тела поднимали потом в тех же больших кожаных мешках, в которых из каждой ямы доставляли наверх породу. Чаще это была участь черных рабочих, выполнявших самую тяжелую работу, — старатели нередко нанимали их, оставляя за собой только роль надсмотрщиков. Но гибли и белые.

Алмазную лихорадку в Южной Африке мы представляем далеко не так отчетливо, как золотую в Клондайке или Калифорнии. Из среды южноафриканских старателей не вышло Джека Лондона и Брет Гарта. Но бретгартовский «Ревущий стан» и джеклондонская «Страна Белого Безмолвия» в какой-то мере дают представление о том, как оно было в Кимберли.

Жара. Сушь. Нет свежих продуктов, не хватает самого необходимого. Страшная дороговизна — из-за дальности и трудности пути. Цены в Кимберли во много раз выше, чем в Кейптауне. Недостаток питьевой воды. Эпидемии.

Как найти хороший участок? И как защитить его? Постоянное нервное напряжение, мгновенная смена взрывов радости и отчаяния. Убийства. Самоубийства. Смерть — не событие, а будни. Болезни, даже самые страшные, — ничто. Мысли людей занимает одно — алмазы.

Ямы становятся все глубже и глубже, переборки между ними истончаются, обвалы происходят все чаще. Сам холм с каждым днем уменьшается, стесывается тысячами лопат.

Усилиями старателей на месте холма Колсберг со временем возникло самое большое искусственное углубление в земной коре. Его назвали Большой ямой. Место это до сих пор привлекает множество туристов.

Кажется, Родс предвидел такой оборот событий. «Когда-нибудь на месте этого холма я увижу большой водоем», — писал он. Один из его биографов, цитируя эти слова, добавил: «Вряд ли он понимал, что, когда такое время наступит, именно ему, Сесилю Родсу, и будет принадлежать все это». [22]

Но как же это случилось? Включиться в число старателей — стать одним из десятков тысяч человеческих существ, копошившихся в этом муравейнике, — разве это уже все? Девятнадцатилетний молодой человек без опыта старательского дела, да в сущности и вообще без серьезного жизненного опыта…

В самое ответственное время — на первых порах — Сесиль Родс оказался предоставлен самому себе. Уже через две недели после приезда на прииски он остался один: Герберт надолго уехал — сперва в Наталь, а оттуда в Англию. А ведь среди конкурентов Сесиля были люди с опытом приискового дела.

Так как же все-таки он разбогател? В чем состоял, как сказали бы сейчас, феномен Сесиля Родса?

Тайну таких быстрых обогащений, механизм их возникновения не всегда легко понять. Не потому ли так широко бытовали в Америке легенды о мальчишках — чистильщиках сапог или разносчиках газет, вот так вот, вдруг становившихся миллионерами. Конечно, проще всего объяснить дело слепой удачей — a little bit of luck, как говорят англичане.

Вскоре же по приезде на копи Родс писал своей матери: «В субботу я нашел 17 5/ 8каратов… я надеюсь получить за них сто фунтов… Вчера я нашел отличный камень в три с половиной карата… продал за тридцать фунтов… В среднем я нахожу тридцать каратов в неделю». Очень скоро он стал приобретать участки для самого себя, не удовлетворяясь теми, что уже имелись у старшего брата. Когда Родсу было восемнадцать с половиной лет, его участки оценивались в пять тысяч фунтов.

Так что удачи и правда были. Неудачником, во всяком случае в денежных делах, Родса не назовешь. Но разве этим все исчерпывается?

Прежде всего надо сказать, что Родс с самого появления своего на алмазных копях не входил в число беднейших старателей. Нужды он не знал. Ему не приходилось думать, что он будет есть завтра и будет ли у него крыша над головой. Потерпев неудачу на Юге Африки, он всегда мог вернуться в Англию и жить там если и не особенно богато, то все же обеспеченно. Так что на прииски Родс отправился не от нужды, как многие другие, а в погоне за богатством.

Мы не знаем, с какой суммы он начинал: сколько дал ему отец, отправляя в дорогу, сколько он заработал в Натале продажей хлопка. Знаем только, что он получил две тысячи фунтов от тети Софи, сестры своей матери. Но даже эта сумма — только часть его достояния, — разве она так уж мала? По тогдашнему пересчету это двадцать тысяч рублей. Многие из тех, кто разбогател в пору алмазной горячки, начинали с неизмеримо меньшего.

Братья Родсы были среди тех весьма немногочисленных старателей, которые владели целыми, неподеленными участками. Большинству это было не по средствам.