– Сущий пустяк, – холодно признал Рамирус. – Ты, как я понимаю, подразумеваешь какой-то определенный совет?

Коливар огладил свою бородку – более обидчивый собеседник счел бы, что его передразнивают.

– Я подумываю об… Авремире. У Рамируса перехватило дыхание.

– Ты в самом деле перешел все границы.

– Прелестный порт, не находишь? Дантен явно думает именно так – я слышал, он замышляет войну с правителями этого города.

– Это задевает интересы твоего хозяина? Я не знал.

– Мой покровительне имеет к этому никакого касательства.

– Неужели? – поднял бровь Рамирус. – Значит, ты сам теперь подался в политику?

– Люди смертны, даже короли. Мудр тот, кто не зависит от воли одного-единственного монарха… и одного-единственного народа.

– Истинная правда, хотя и за рамками традиционной магистерской философии.

– Ты скоро узнаешь, что меня трудно вместить в какие-то рамки, – сумрачно усмехнулся Коливар.

– Начинаю это понимать. Так что же порт? Он нужен тебе самому?

– Ничего похожего. Он вполне устраивает меня таким, как есть, – маленький вольный город, окруженный врагами. Меня беспокоит одно: если кто-то из упомянутых врагов нарушит равновесие в тех местах…

– … то это дурно скажется на политике смертных.

– Вот именно.

– Кому-нибудь всегда надлежит печься о них. Коливар почтительно склонил голову:

– Теперь ты меня понимаешь.

– Я понимаю, как много ты просишь. Авремир – один из самых важных портов в Вольных Странах. Если Дантен положит глаз на такую жемчужину – я говорю «если», заметь, – отговорить его будет трудненько.

– Не труднее, чем спасти репутацию магистра, когда могущественный монарх вознамерился ее погубить, – развел руками Коливар. – Я прав?

Молчание затянулось надолго. В конце концов Рамирус повернулся спиной и к лесу, и к Коливару. Ветер раздул его черную мантию, как крылья летучей мыши.

– Я не считаю полезным для Дантена занимать Авремир сейчас. – Голос магистра не выдавал ни одного из чувств, которые излучала его аура. – Такой совет он от меня и получит. – С этими словами он сердито направился к башне, заранее приказав тяжелой двери открыться, чтобы не задерживаться ни на миг.

Коливар, в свою очередь, позаботился о том, чтобы Рамирус не услышал его смеха.

Итанус вспоминает

Трудно сосредоточиться на переводе древних рун в этот вечер. Как и на чем бы то ни было.

Она не находит себе места.

Иногда ему кажется, что он чувствует ее у себя в душе. Странное, беспокойное чувство. Он не привык к такой сокровенной близости. Быть может, это потому, что она женщина? Быть может, знак женственности, который носит вторая половина уравнения, делает узы между наставником и учеником совершенно иными? Или он просто ищет себе оправданий, ночь за ночью отгораживаясь от той простой истины, что она теперь магистр и скоро возжаждет всего, что сопряжено с этим званием. Это столь же неизбежно, как дождь летом и снег зимой.

– Мастер Итанус!

Он поднимает глаза и видит ее на пороге. Нынче она держится до странности спокойно, но при этом напряжена, будто ожидает чего-то. Такое же спокойствие он замечал в кошке, решавшей, съесть мышь или сперва поиграть с ней.

Неужто он настал, этот день?

Она, как всегда, ждет его ответа – служанка в той же степени, что и ученица. Он, свернув лежащий перед ним свиток, встает и потягивается. На дворе сумерки, луна уже вышла, и легкая прохлада, прикрываясь летним теплом, дает знать, что осень близка.

– Пойдем прогуляемся, – говорит он.

Ее длинные ноги без труда приспосабливаются к его шагам. Бок о бок они идут по тропинке, протоптанной ими в лесу за столько прежних ночей, мимо беззаботно пасущихся оленей. Камала часто их кормит – странное милосердие в той, что теперь питается жизнью себе подобных, – и они при виде нее вздергивают головы, точно спрашивая, что вкусного она на этот раз принесла.

Но сегодня она занята другим. Он чувствует, как вопросы теснятся в ней, точно споря, которому выйти наружу первым.

У тропинки, на склоне каменистого холма, есть выступ, с которого открывается великолепный вид на небо и лес вокруг. На нем мастер часто давал Камале уроки. Теперь он снова ведет ее туда, и они становятся рядом. Дневные обитатели леса, шурша в траве, уступают место ночным.

Стоя молча на гранитном выступе, они любуются наступающей ночью.

– Почему вы покинули Ульран? – наконец спрашивает Камала.

Он тяжело вздыхает.

– Если вы не хотите, я не стану допытываться.

– Не в этом дело. Ты имеешь право знать. Он снова вздыхает и потирает лоб.