– Попутный ветер в море, безопасную дорогу на суше.

– Многовато колдовства получается для одного раза.

– Я люблю ездить с удобствами.

Далекое пение умолкло, и лишь сверчки трещали во мраке.

– Я путешествую по суше, – сказал купец, – и как раз направляюсь в Вольные Страны, только не прямо, а в обход.

– Мне не к спеху, – проронила Камала. Не нужно напрашиваться на вопросы о том, чем так привлекает ее Санкара. – Заодно и прикуплю себе что-нибудь по дороге.

– Само собой. – Купец задумчиво взялся за подбородок. – И если с моими сделками что-то пойдет не так…

– Это потруднее и стоить будет дороже. Ты уж не поскупись на мои покупки.

– Ясное дело.

– Так что? По рукам? Купец поцокал языком.

– Умный человек после хмельной ночи договор не подписывает. Вот тебе первый урок, коли хочешь мне помогать. Мне уже давно пора в постель, туда и пойду. Через три дня я улажу свои дела в Бандоа и соберусь в путь. Приходи тогда в «Третью луну», спроси Нетандо, и мы поговорим об условиях. Подходит это тебе?

Она кивнула.

– И вот еще что. – Он бросил ей кошелек из красного шелка, вышитый золотом. – Оденься-ка поприличнее. О человеке судят по его спутникам, так ведь?

– Меня зовут Ковен, – сообщила она.

– Все равно до утра забуду. Напомни мне, как придешь.

Он повернулся и ушел обратно в гостиницу. Теперь и там стало тихо. Шлюхи и те умолкли.

Три дня.

Дерзнет ли она прождать столько на одном месте? Что, если ее в самом деле преследует некая безымянная сила? Не об этом ли предостерегают сны – об опасности задержки, отдыха, во время которого ее могут настигнуть?

Воронка затягивает ее во мрак, смыкается над головой… нет больше ни верха, ни низа, полное небытие…

Три дня.

«Таких фейерверков, как у нее, ни один магистр еще не устраивал», – поведал Нетандо. «Между тем Смерть за ней не торопится», – сказала на это Камала.

Посмотрев на туго набитый серебром кошелек, она тоже вернулась в гостиницу и оплатила комнату на два дня вперед. Остальное она потратит на приличествующую молодому человеку одежду.

Если уж сражения с безымянной тьмой не миновать, то можно хотя бы одеться как следует.

Пиршественный чертог королевы-колдуньи был полон, веселье кипело вовсю. В верхней части подковы, составленной из диванов и низких столиков, возлежала сама Сидерея, едва заметными жестами отдавая приказания: кувшин мятного вина сюда, поднос со сластями туда. Ее смех напоминал перезвон колокольчиков на ветру, и окружавшие ее мужчины нашептывали ей на ушко секреты, надеясь еще раз услышать, как она смеется.

У дверей внезапно появился слуга – не в ярких, шитых золотом шелках, как остальные, а в простой дерюге, словно только что копался в земле или занимался иной черной работой. Захмелевшие гости не обратили на него никакого внимания, но Сидерея всегда пристально следила за тем, что происходит у нее во дворце. Она шепотом извинилась перед своими ближайшими сотрапезниками и вышла в вихре алых покрывал, сверкая драгоценностями.

– Позови танцовщиц, – велела она мимоходом другому слуге.

Подойдя к тому, что переминался у дверей, она увидела, что его бурый дублет забрызган чем-то темным.

– Не здесь, – быстро сказала она и вышла вместе с ним в боковую комнату.

– Прошу прощения, что прерываю… – начал слуга, едва успев закрыть дверь.

– Полагаю, ты сделал это не без веской причины.

– Точно так, ваше величество. Не знаю, как и вымолвить… тут такое рассказывают… – Он запнулся, комкая в руках шапку.

– Говори, – спокойно произнесла Сидерея. – О словах не заботься.

– К нам привезли человека из Кориалуса, с Западных Равнин, так вот он говорит, там у них уйму народу перебили… будто бы какие-то чудища. Вы бы расспросили его сами, ваше величество. Такие вещи и повторять-то страшно.

Холодная змея шевельнулась в груди королевы. Дантен, не иначе. Его рук дело.

– Веди.

Она наскоро распорядилась относительно продолжения пира. Пусть гостям вовремя подливают вина, тогда они вряд ли заметят ее отсутствие. Одного из слуг послала в свои покои за темным кафтаном, чтобы прикрыть роскошный наряд. Если в Кориалусе и впрямь случилась резня, не пристало ей слушать об этом в шелках да самоцветах. Серьги и ожерелье она сняла и отдала прислужницам, оставив лишь ножной браслет, тихо позвякивающий при каждом шаге, и гребень в волосах.

Слуги раскрывали перед ней двери. В комнате, где поместили странника, тоже толпился народ. Сам он лежал на кровати, весь в грязи, засохшей крови и прочем, еще того омерзительнее. Пахло от него не менее скверно. Королева с удовольствием отметила, что для него уже приготовили ванну, но с омовением решили подождать до ее приказа.

Путник даже не взглянул на подошедшую к нему королеву. Среди многочисленных царапин на его коже был один большой порез, над которым хлопотал сейчас лекарь. Раненый метался по постели, стонал, словно во власти кошмарного сна, и отмахивался от целителя; когда же слуги удерживали его силой, он начинал рыдать, плохо понимая, где он и кто его окружает.