Всю свою жизнь канонир Кейд считал, что цель его жизни – служить правителю и не раздумывая выполнять все его приказы. Понадобились плен, побег, жизнь под чужим именем для того, чтобы офицер научился думать самостоятельно и выяснил подлинное положение вещей.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Далеко внизу, под ночными сонными коридорами и комнатами, в древних подвалах из толстого бетона и стали монотонно и размеренно работало реле, подключенное к отлаженному механизму. И его тихий гул пронизывал здание насквозь. Сам воздух был заполнен множеством разнообразных звуков; мягким жужжанием, разносившимся по пустым помещениям, глухими ударами пищевых машин в кухне, где огромные ковши размешивали варево на завтрак, уханьем поршня, закачивавшего воду наверх.
Оружейник Кейд, посвященный Брат Ордена Оружейников, примерный последователь Клейн–дао и преданный гражданин своей Империи, ворочался в спальном мешке на чистом, до блеска выскобленном пластиковом полу. Он краем уха улавливал предутренние звуки работавших механизмов и узнавал едва различимые изменения в ритме ударов. Еще не до конца освободившись от сна, он прислушивался к привычным звукам, с которых начинался каждый день: скрип засовов на окнах и дверях, нестройный шум пробуждающегося мира.
Таков закон: Императору подобает править.
А Ордену Оружейников с Верховным Понтифексом во главе подобает повиноваться Императору и служить ему.
И пока этот закон незыблем, страхи и хаос не коснутся прекрасного и гармоничного мира.
Слова сами собой возникали в сознании еще до того, как Кейд до конца успел проснуться и открыть глаза. Они всегда отчетливо и ясно всплывали в его мыслях с тех самых пор, как он, будучи шестилетним ребенком, поставил между собой и своими родными непреодолимый барьер принадлежности Ордену Оружейников. И вот уже в шеститысячный раз его день начинается с осознанного утверждения учения Клейн–дао.
Оконные засовы заскрипели в давно разболтавшихся пазах, и тут же первые лучи восходящего солнца пробились сквозь узкие щели высоко над головой. По телу Кейда пробежала неожиданная дрожь, и он наконец проснулся, в одну секунду вспомнив, какое сегодня утро — утро Битвы.
Мощный, холодный поток воздуха со свистом вырывался из кондиционера, морозя кожу. Однако Кейд даже не обращал внимание на прохладу. Его охватила настоящая лихорадка: привыкший к работе организм сегодня как никогда требовал действий. Кейд выскользнул из спального мешка и несколькими точными движениями сложил его в маленький пакетик, способный уместиться в кармане плаща. За многие годы утренние процедуры превратились в процесс автоматических действий: расстегнуть кобуру, вытащить оружие, вскрыть и проверить энергоблок, замкнуть водозащитную изоляцию, сложить пояс и спальный мешок в специальный запирающийся ящик встроенный в стену.
Утро Битвы! С приподнятым настроением и даже с особым удовольствием Кейд выполнял мельчайшие детали утреннего распорядка. Его тело, вышколенное многолетними тренировками, действовало отлаженно и четко, как машина, в то время как сознание мало–помалу врабатывалось в будущие события дня.
Кейд размышлял о гражданах Империи, которые, в этот ранний час, лениво развалившись в своих постелях, нерадиво шамкают приветствие Императору, а потом обжираются за ломящимися от яств столами. Он размышлял и об учителях Клейн–дао, которые едва проснувшись, придумывают хитроумные поучения: как и что должен чувствовать оружейник. Он думал и о своем собственном дивизионе — Звезде Франции — который, после утомительной ночи медитации, уже не казался таким блестящим и великим.
Мелькнула мысль и об Императоре — Ниспосланном свыше Целителе, Мудрейшем Учителе и Верховном Правителе — мысль страшная и болезненная, словно вспышка бластера: так быть не должно.
Кейд оборвал себя, ощущая, как чувство вины заполняет сознание. Он Оружейник — ему не подобает так думать. Он постарался отвлечь внимание от этих мыслей и с ужасом заметил, что оружейник Харро до сих пор нежится в своем мешке, позевывая и потягиваясь.
Его разинутый рот — это же так негигиенично! Кейд уже хотел было возмутиться, но только резко произнес:
— Утро Битвы, брат!
— Ну и что из того? — захлопнув рот, вежливо поинтересовался Харро, ни сколько не смущаясь.
— Вставай, — холодно отрезал Кейд, — и готовься к достойной смерти, если понадобится, или к жизни, полной славы и праведной службы.
Однако, похоже, марсианин совершенно пропустил мимо ушей весь этот выговор, хоть и принялся лениво выбираться из мешка. Интересно, а какие у них там, на Марсе, конвенты?
— А сколько времени до душа? — спросил марсианин как бы между прочим.
— Двадцать или тридцать секунд, — пренебрежительно бросил Кейд.
И тут Харро принялся суетиться с такой скоростью, которая при других обстоятельствах, наверняка, сделала бы ему честь. Кейд с нескрываемым отвращением следил за тем, как марсианин кинулся к стенному шкафу и принялся торопливо, как попало, запихивать в него неупакованный, полный воздуха, спальный мешок. Портупею с кобурой он швырнул сверху, едва успев в последнюю секунду замкнуть изоляцию. И в тот момент, когда щелкнул замок стенного ящика, открылись потолочные щели, и пронизывающе–резкий, холодный душ хлынул на них со всех сторон. Бодрящие струи воды хлестали двух голых мужчин, каскадами скатывались по стенам и воронкой уходили в небольшое отверстие в полу. После такой процедуры Кейд всегда чувствовал себя свежим и чистым, словно заново родившимся.