– И какого хрена приперся? – продолжил рычать Седой, – Ты же вроде как в кашевары устроиться хотел. Что, – не взяли?

– И очень даже взяли, – нарочито спокойным голосом ответил я. – На очень даже хорошее место пристроился. Причем в тот же день, что с вами значит расстался.

– И чего тебе на этом твоем хорошем месте не сиделось?

– Да скушна мне одному то. Привык я к вам оболтусам. Пришел звать с собой.

– Да на хрена ты нам теперь сдался? Нам и без тебя хорошо.

– Ага, – хорошо! То-то ребра у тебя торчат. Чиста скелетина какой.

… А ежели серьезно, – то я того, – повиниться пришел. Оно ведь как не хорошо получилось то. Из-за обиды дурацкой, я вроде того, как предал вас-то. Да еще в такой момент, когда вы навроде как пришибленные, и всех значитца, своих умений лишенные.

– Сам ты чурка пришибленная. – Гордо ответил мне Седой, но я то видел, что он рад и моим словам и моему появлению, – Я все свои умения давно уже восстановил. Не веришь? А ну бери палку….

– Да ты постой Седой. Я ж с дороги, усталый, не жрамши еще. Вот давай-ка посидим, пополудничаем, а опосля можно и подраться…

– Нет морда ленивая. Сначала я тебя пару раз промеж глаз засвечу, а потом уж кашу варить заставлю. А ну слезай с коня да бери палку….

Судя по всему, он был настроен решительно. Драться мне совершенно не хотелось, но я понял, что без этого не обойтись.

… Седой конечно за последнее время сильно прибавил. Его удары уже не были такими беспомощными и корявыми, но вот защита была покуда слабовата. (Да и откуда защите-то хорошей взяться, ежели кусты да деревья сдачи не дают?). Так что я его снова побил. Но уже совсем не так легко как в Тот день.

Так что кашу варить мне пришлось не как проигравшему, а в наказание за «несанкционированный уход с поля боя». (Экое слово то заковыристое придумал).

А я и не возражал. Поскольку ежели Седому поручить готовку, то ведь это потом и жрать придется. А из него кашевар………….

Ребята и впрямь видно оголодали. Котелки свои выскребли так, что их даже и мыть то не пришлось. Слышен был только треск за ушами, да звон ложек, а все мои попытки вовлечь их в застольную беседу, словно об стенку горох отскакивали. Лишь убедившись, что из котелков больше ничего выскрести не удастся, они соблаговолили услышать мои слова.

– А вы видно тут ребята шибко оголодали. – Не столько спросил, сколько высказал свое мнение я. – У нас же тут вроде как жратвы то еще оставалось достаточно, чёж вы ее не жрали то?

– Некогда было. – Ответил мне Седой. – Я почти все время с мечом упражнялся, а этот вон, сиднем сидел, – наверное, магию свою пробовал.

– И как у него успехи? (твои то я видел).

– Да хрен его знает. Он же завсегда дурным был, а щас вообще будто сдвинутый какой. Я когда в первый день, как ты от нас слинял, затеял было кашу варить, так он мне и выдал, что мол, – в нашей человеческой еде не нуждается. Пошел в лес и нажрался какой-то гадости. Ну и угадай, кому пришлось всю ночь вокруг него бегать? А из лекарств у меня, – только доброе слово да матерная речь. А лекарь из меня, – ну ты сам знаешь!

– И чё?

– Чё-чё, – Злыднев рог тебе в плечо! Не видишь сам что ли, – помер наш Малыш! Вон сидит покойник, котелок облизывает.

– А как он в смысле магии

– А чё ты это у меня спрашиваешь? – вдруг, как всегда, ни с того не с сего, разорался Седой, – Вон он сидит, – у него и спроси!

– А и правда, чёй-то я дуркую. – Спохватился я. – Эта, Малыш – как там у тебя в смысле с магией то?

Малыш поднял на меня свои, все еще абсолютно нечеловеческие глаза, и каким-то отстраненным голосом подробно доложил о своих успехах.

– Значитца, хорошо! – наугад высказался я, поскольку из его разъяснения понял, дай Боги только каждое десятое слово.

– ……. ……………. – Промолчал Малыш, весьма выразительно глядя на меня.

– Это я к тому, что раз все живы, то все не так уж и плохо. – Ловко вывернулся я. – Самое главное, что значитца, ты не того, не унываешь, продолжаешь работать так сказать, на предмет укрепления значитца, так сказать, – боевой и в общем-то, как бы это так сказать…… Да!!!

…. Ну так чё? Поедете со мной-то? – Опять ловко свернул я на более знакомую тропу.

– Куда? – с недоумением спросил Седой.

– Так ить я ж говорил, – в кабак я тут один пристроился. Кашеварю там значитца. Почет и уважение имею. Угол на троих у хозяина выбил, и кормежка значитца.

– И что ж это выходит, мы к тебе приживалами идти должны? Или ты нас котлы у себя на кухне мыть заставишь?

– Так я тебя криворукого к своим котлам то и подпустил. Ага, – держи карман!

А что касается приживал, – то кабак то не посреди поля голого стоит, а посреди города большого, – неужто ты себе работы какой не найдешь?