Как было уговорено, в назначенный день сообщник Гарриса на другом корабле, по имени Вильмот, принялся за дело: захватил помощника капитана и других офицеров, завладел судном и подал нам сигнал. Нас на корабле было всего одиннадцать участвовавших в заговоре. Поэтому мы все покинули корабль, сели в лодки и отправились к тем, чтобы к ним присоединиться.

Нас, покинувших таким образом корабль, на котором я находился, с величайшей радостью принял капитан Вильмот и его новая шайка. Были мы вполне готовы ко всяческого рода злодеяниям, будучи смелы, отчаянны (я говорю о себе), не испытывал я ни малейших угрызений совести в том, что предпринимал; и уже совсем не представлял я себе, каковы могут быть последствия всего этого. Итак, говорю я, таким образом, я вступил в состав того экипажа, — обстоятельство, которое, в конце концов, привело меня к сношениям с самыми знаменитыми пиратами того времени, часть которых закончила свой жизненный путь на виселице. Поэтому я думаю, что отчет о некоторых дальнейших моих приключениях может составить занимательный рассказ. Но я заранее осмеливаюсь сказать и даю в том честное слово пирата, что не сумею припомнить все, нет, даже и сколько-нибудь значительную часть из того огромного разнообразия, которое являет собою одна из самых омерзительных историй, когда-либо поведанных миру.

Я же, бывший, как прежде уже говорил, прирожденным вором и уже давно, по склонности, пиратом, находился теперь в своей стихии и в жизни никогда ничего не предпринимал с большим удовлетворением.

Что касается капитана Вильмота (так отныне предстоит нам называть его), завладевшего кораблем тем способом, который вам уже известен, то ему, вполне понятно, совершенно незачем было оставаться в порту, дожидаясь либо возможных попыток предпринять что-либо против него с берега, либо возможных перемен в настроении экипажа. Наоборот, с тем же отливом подняли мы якорь и вышли в море, направляясь к Канарским островам [146] . На корабле у нас было двадцать две пушки [147] , но возможно было поставить тридцать; военного же снаряжения в количестве, полагающемся для купеческого судна, было достаточно теперь для нас, в особенности на тот случай, если нам придется завязать бой. Поэтому мы направились в Кадикс, то есть, точнее говоря, стали в заливе на якорь. Здесь капитан и парень, которого мы назвали капитаном Киддом [Капитан Виллиам Кидд. Дата рождения неизвестна (около 1645 г.). Выслужившийся из низов капитан английского военного флота, посланный в мае 1696 г. в карательную экспедицию против тихоокеанских пиратов и каперскую (см. примеч. 347) против французов. Корабль был снаряжен для него лордами Белламонтом (генерал-губернатор Новой Англии), Соммерсом (государственный канцлер), Орфордом (морской министр), Ромнеем (министр иностранных дел), герцогом Шрусбири (министр юстиции) и некоторыми другими. Корабль был передан на таких условиях: четверть добычи идет экипажу, а три четверти делятся так: одна пятая Кидду и его посреднику Ливингстону, четыре пятых — лордам. Если доля лордов не окупает их расходов по снаряжению, Кидд и Ливингстон доплачивают разницу из своей доли, если итог добычи превышает 100 000 ф. ст., корабль со снаряжением становится собственностью Кидда и Ливингстона.

Это сугубо капиталистическое предприятие (экипаж не получал жалования) оказалось вскоре настолько малоприбыльным, что экипаж принудил Кидда, захватившего уже два французских корабля, стать пиратом. Несмотря на то, что в приказе конца 1698 года король Виллиам III объявил помилование всем пиратам, которые явятся с повинной, кроме капитанов Эйвери (см. примеч. 218) и Кидда, — Кидд рассчитывал как на то, что ему удастся доказать, что вышел он в море канером и пиратом стал поневоле, так и на то, что высокопоставленные арматоры (лица, снаряжающие корабль) выгородят его.

В июле 1699 г. он добровольно предался в руки правосудия и вручил взятые им на первых захваченных кораблях французские бумаги. Благородные лорды отступились от своего доверенного лица; бумаги же на суде вообще не фигурировали. Да и самый суд разбирал не пиратские деяния Кидда (иначе выплыла бы история с арматорами), но приговорил Кидда к смертной казни за убийство, не преднамеренное и в запальчивости, судового офицера, еще в самом начале экспедиции. 23 мая 1701 г. казнен. Зарытый им на Гардинер-Айлэнд (под Нью-Йорком) клад и захваченные при аресте ценности расценивались в общей сложности около 14 000 ф. ст. Розыски клада капитана Кидда являются частой темой приключенческой беллетристики (самый знаменитый и хронологически первый рассказ — «Золотой жук» Э. По).] (он был пушкарем), еще несколько человек, которым можно было доверять, в том числе мой товарищ Гаррис, назначенный вторым помощником, и я, назначенный лейтенантом [Корабельные офицеры были следующие: капитан; лейтенант (заместитель, помощник) или штурман (лоцман); шкипер (заведующий такелажем) и каптенармус (заведующий боевыми припасами); подштурман, пушкарь, боцман и плотник; мичмана и старшие матросы. В одной каперской (см. прим. 347) экспедиции (1708 г.) призы делились так: капитан — 100 фунтов; лейтенант и т. д. — 80 ф.; подштурман и т. д. — 40 ф.; мичман и т. д. — 20 ф.; матрос — 10 ф. ст. у пиратов: капитан и штурман получали по две доли; помощник капитана, боцман и пушкари — по полторы; остальные офицеры — по доле с четвертью.], высадились на берег. Мы захотели захватить с собою на продажу несколько тюков английских товаров, но мой товарищ, великий знаток своего дела, предложил нам иной способ. Он уже прежде бывал в этом городе и сказал нам, что закупит пороху, ядер, ручного оружия [Ручное оружие — пистолеты, ружья и различного рода холодное оружие (сабли, пики, абордажные топоры и т. д.).] и вообще все, в чем мы нуждаемся, на слово, с тем, чтобы расплатиться имеющимися у нас английскими товарами, когда закупленное будет доставлено на борт. Несомненно, предложение было дельное, и он с капитаном отправились на берег и, поторговавшись, как нашли лучше, вернулись через два часа, привезя с собою только Бэт [Бэт — бочка емкостью в 126 галлонов (560, 796 литров).] вина да пять бочек брэнди [Брэнди — английская водка.]; мы все также вернулись на борт.

На следующее утро явились торговать с нами две глубоко груженных barcos longos [148] с пятью испанцами на борту. Наш капитан продал им за гроши английские товары, а они сдали нам шестнадцать баррелей [149] пороху, двенадцать малых бочонков пороху для ручного оружия, шестьдесят мушкетов [150] , двенадцать фузей [151] для офицеров, семнадцать тонн пушечных ядер, пятнадцать баррелей мушкетных пуль, несколько сабель и двадцать пар хороших пистолетов [152] . Кроме того, они доставили тринадцать бэтов вина (ведь мы все теперь превратились в важных бар и стали презирать корабельное пиво [153] ), также шестнадцать пэнчонов [154] брэнди да двенадцать баррелей изюма и двадцать ящиков лимонов. За все это мы платили английскими товарами, и вдобавок сверх всего перечисленного капитан получил еще шестьсот осьмериков наличными. Испанцы хотели приехать еще раз, но мы больше не могли оставаться.

Оттуда мы направились к Канарским островам, а оттуда далее, к Вест-Индии [155] , где совершили несколько набегов на испанцев, добывая себе съестные припасы грабежом. Захватили мы также несколько призов, но ценная добыча не попадалась в продолжение того срока, что я оставался с ними, что в тот раз было недолго. На побережье Картагены [156] захватили мы испанский шлюп, и мой друг подал мне мысль попросить у капитана Вильмота, чтобы он пересадил нас на этот шлюп, выделивши нам соответствующую долю оружия и боевых припасов, и пустил бы нас поискать своего счастья, так как шлюп более подходил для нашего дела, чем большой корабль, и лучше ходил под парусами. На это капитан согласился, и мы назначили себе место свидания Тобаго [157] , заключивши условие, что все, захваченное одним кораблем, должно делиться между командами обоих. Условие это мы свято соблюдали и соединили суда, приблизительно, пятнадцать месяцев спустя на острове Тобаго, как сказано выше.

Мы около двух лет крейсировали в тех морях, нападая главным образом на испанцев. Впрочем, мы не пренебрегали и захватом английских судов, или голландских, или французских, если они попадались нам на пути, и, в частности, капитан Вильмот напал на судно из Новой Англии [158] , шедшее из Мадеры [159] на Ямайку [160] , и на другое, шедшее из Нью-Йорка на Барбадос [161] со съестными припасами; последний приз был нам большим подспорьем. Но с английскими судами мы старались связываться возможно меньше по тем причинам, что, во-первых, если эти суда могли оказывать какое-нибудь сопротивление, то дрались до последних сил; и, во-вторых, потому, что на английских судах — обнаруживали мы — добычи оказывалось всегда меньше, в то время как у испанцев обычно бывали деньги, — а этой добычей мы лучше всего умели распоряжаться. Капитан Вильмот, естественно, бывал особенно жесток, когда захватывал английский корабль для того, чтобы в Англии узнали о нем как можно позднее и не так скоро приказали бы военным кораблям отправиться в погоню за ним. Но эти дела я предпочитаю укрыть в молчании.

За эти два года мы значительно увеличили наше состояние, так как на одном корабле захватили шестьдесят тысяч осьмериков, а на другом сто тысяч. Разбогатевши, мы решили стать также и могущественными, ибо захватили построенную в Виргинии [162] бригантину [163] , превосходный корабль и прекрасный ходок, способный нести двенадцать пушек, а также большой испанский корабль стройки, похожей на фрегатную, который плавал также чудесно и который мы впоследствии, при помощи хороших плотников, снарядили так, что он мог нести двадцать восемь пушек. А теперь нам требовались еще люди, и поэтому мы направились к Кампешскому [164] заливу, не сомневаясь, что сможем там навербовать столько народу, сколько потребуется. Так и оказалось.