Шрифт:
— Тебе это удалось. — Лицо ее стало более сосредоточенным, нахмуренным. — Вейни, ты расскажешь мне все, что случилось?
— О Рохе?
— О Рохе. И обо всем прочем, что мне не помешало бы знать.
Он опустил и снова поднял взгляд.
— Я действовал не в соответствии с вашей волей. Я знаю это. Мне следовало его убить. Я в этом виноват… и это уже не в первый раз. Я заключил с ним соглашение, и он просил только о возможности поговорить с вами. Ничего другого он не просил, и я дал ему слово, что в этом ему помогу. У него нет союзников и нет надежды.
— И ты ему веришь?
— Да. В этом я ему верю.
Она сжала пальцами колено, так, что костяшки побелели.
— И чего ты ожидаешь от меня?
— Не знаю. Не знаю, лио. — Он сделал сокрушенный жест, который самому ему был ненавистен, но сделать который требовали обстоятельства. — Я сказал ему, что поговорю с вами. Позволите ли вы мне это, выслушаете ли меня? Я дал ему слово.
— Не надейся, что это к чему-нибудь приведет. От этого ничто уже не зависит.
— Все, что я прошу, — это выслушать. Все это не очень просто объяснить. А я прошу лишь немногого.
— Ладно, — сказала она тихо, сделав долгий вздох. — Я буду слушать.
— Как долго?
— Как пожелаешь. Пока не сядет солнце, если хочешь.
Он опустил голову на руки, собираясь с мыслями. Ничто не приходило на ум, кроме начала — и он начал с начала, задолго до того, как повстречался с Рохом. Она выглядела удивленной, но слушала, как и обещала. Из серых глаз ее исчез гнев, появилась задумчивость, а Вейни излагал ей все, все те мелочи о его жизни на родине, которые раньше она не знала, о чем ему больно было ей рассказывать. О жизни в Моридже мальчишки-полукровки, о постоянной вражде между Нхи и Кайя, о том, как он стал ублюдком предводителя Нхи. А также то, чего она не знала об их уже совместных странствиях — сведения о Рохе, о Лилле, о ночи, которую они провели в палатке Роха в Ра-Корисе, и о другой ночи, вместе с ней в лесах близ Иврел, когда она спала, и в Охтидж-ине в Шиюне, и многое другое, чего она не знала. Она слушала, и понимание на ее лице иногда сменялось гневом, иногда замешательством. Но не говорила ничего.
Он рассказал ей и о самых последних событиях: о Фваре, о лагере Хитару, о лагере Мерира. О том, как они добирались сюда. Он ничего не утаил, принеся в жертву свою гордость, и в конце рассказа уже не смотрел на нее, с трудом выдавливая из себя слова. Ибо он был все же наполовину нхи, а нхи горды и не склонны к подобным откровениям.
Когда он закончил, Моргейн сжала кулаки. Спустя мгновение расслабилась.
— Кое-что из этого мне не мешало бы знать раньше.
— Да, но кое-что из этого я раньше не знал и сам.
— Впрочем, ничего из того, что ты рассказал, меня не беспокоит. Но Рох… Рох… Я бы не стала полагаться на него. Ни за что бы не стала.
— Вы увидите его. Но… но, быть может… я не знаю, лио.
— Впрочем, никакой разницы. Это ничего не меняет.
— Лио!
— Я предупреждала тебя, что в этом нет никакой разницы. Рох или Лилл — оба они враги.
— Но Рох…
— Оставь меня на время одну. Пожалуйста.
Его самообладание готово было вот-вот лопнуть. Он и так сказал слишком много болезненных для себя вещей, а она лишь пожала плечами. — Ладно, — сказал он и с трудом поднялся на ноги, спеша выйти на холодный, бодрящий воздух. Но она поднялась и не пустила его, схватив за запястье. Ударь он в гневе — он причинил бы ей боль. Он сдержался, и слезы хлынули у него из глаз. Он отвернулся.
— Подумай, — яростно сказала она. — Подумай — что же мне теперь делать с твоим подарком?
— Вы ни за что не поверите его слову… Но это — все… только его слово, и мое слово тоже. Впрочем, для вас все это — ничто.
— Ты не прав.
— Я не хотел доставлять вам излишнего беспокойства.
— Так что же теперь делать? Держать его как пленника? Он слишком многое знает и обладает инстинктами Лилла.
— Временами… временами мне кажется, что он — только Рох. Он говорил, что другой появляется в нем только во снах. Возможно, сны действуют на него сильнее, когда рядом нет ничего, что он помнит из своей жизни как Роха. Я только предполагаю. Возможно, именно я — тот, ради кого он пришел сюда, потому что пока он со мной — он мой кузен. Я лишь предполагаю это.
— Возможно, — сказала она мгновение спустя, — не исключено, что предчувствие тебя не подводит.
Это чувствительно укололо Вейни. Он повернулся и посмотрел на нее, в ее серые глаза, в лицо с чертами чистокровной кел. — Рох говорил… и не раз, что вы должны знать, каково это… что вы сами испытывали это.
Она ничего не сказала, но сделала шаг назад.
— Я не знаю, — прошептала она. — Я не знаю.
— Он сказал, что вы — такая же, как и он. Я спрашиваю вас, лио. Я всего илин, вы можете приказать мне замолчать, ведь я дал вам клятву. Но я хочу знать. Я хочу знать.
— Не думаю, что ты и в самом деле хочешь знать это.
— Вы сказали, что вы на самом деле не кел. Как я могу поверить в это? Вы сказали, что никогда не делали того, что сделал Лилл. Но, — с трудом добавил он, преодолевая тяжесть, — если вы не кел… лио, вы и не другая.
— Ты утверждаешь, таким образом, что я обманывала тебя.
— Так почему вы не могли сказать мне правду? Лио, небольшая ложь, даже что-то навроде лжи — я не могу этого понять. Не могу понять — почему? Если бы вы сказали мне, что вы сам дьявол, я бы не смог отказаться от той клятвы, которую вам дал. Возможно, вы просто щадили меня. Но с тех пор случилось столько всего…