— Да,— говорит старик,— узнаю, это он, монтер.

— Садитесь, Клятов,— говорит Панкратов.— Груздев, встаньте.

Поднимается Груздев. Он стоит опустив голову, не потому, что хочет скрыть свое лицо от Никитушкина, а потому, что не хочет встречаться взглядами с публикой, сидящей на скамьях.

— Поднимите голову, Груздев! — резко говорит Панкратов и опять ласково обращается к Никитушкину. — Посмотрите, пожалуйста, товарищ Никитушкин, на подсудимого Груздева, он вам не напоминает второго грабителя?

Никитушкин долго смотрит и отрицательно качает головой:

— Не могу сказать. У того ведь лицо было платком закрыто, а голоса его я не слышал. Так что нет, не могу сказать.

— Товарищ прокурор,— обращается Панкратов к Ладыгину,— у вас есть вопросы?

— Есть,— говорит Ладыгин и поворачивается к Никитушкину: — Скажите, пожалуйста, товарищ Никитушкин, Клятов был в перчатках, когда они ворвались в квартиру?

— Да,— кивает головой Никитушкин.— В черных перчатках.

— А второй грабитель был тоже в перчатках?

— Да,— говорит Никитушкин,— только в желтых.

— А в каком костюме был второй грабитель?

— В светлом, кажется. Так мне теперь кажется. Летний такой костюм.

— Такой, как сейчас на подсудимом Груздеве? Никитушкин всматривается в Петра.

— Как будто… Как будто нет. Я, впрочем, плохо помню. Я не могу сказать.

— Вы сказали сейчас, что второй преступник, тот, которого Клятов назвал Петром, был в светлом летнем костюме. Но на предварительном следствии вы показывали, что второй грабитель, Петр, был в темноватом костюме. Когда вы были точны, тогда или сейчас?

Никитушкин молчит, думает, наконец говорит, будто колеблясь:

— Мне трудно сказать. Тогда, вероятно, сознание было у меня затемненное. Теперь мне кажется, что он был в светлом костюме. В то время мне все виделось как в дурном сне. Я боюсь дать неправильные показания.

— В туфлях или ботинках был грабитель? — спрашивает Ладыгин.

— Этого я не помню. Кажется, даже не видел.

— Больше у меня нет вопросов,— говорит Ладыгин.

— Товарищи защитники? — спрашивает Панкратов.

— У меня нет,— качает головой Грозубинский.

— У меня есть,— говорит Гаврилов.— Скажите, товарищ Никитушкин, значит, Клятов называл второго грабителя Петром?

— Да,— говорит Никитушкин.

— Может быть, он говорил как-нибудь иначе? Петя, скажем, или еще как-нибудь. Вы точно помните, что он сказал: «Петр»?

— Точно помню,— говорит Никитушкин.

— У меня больше вопросов нет.

— Подсудимые, у вас есть вопросы?

Подсудимые по очереди встают и говорят, что у них вопросов нет.

— Спасибо, товарищ Никитушкин,— говорит Панкратов.

Сын отводит старика на скамью, усаживает его и сам садится рядом.

— Пригласите свидетельницу Груздеву,— говорит Панкратов.

Офицер выходит из зала, из коридора слышен его голос: «Свидетельница Груздева»,— и в зал входит Тоня.

— Подойдите, пожалуйста, сюда,— говорит Панкратов.

Тоня подходит к судейскому столу.

— Вы Антонина Ивановна Груздева? (Тоня кивает головой.) Вы вызваны свидетельницей по делу вашего мужа. Вы обязаны говорить всю правду, и только правду.

Не видно, чтоб Тоня волновалась, хотя, конечно, она волнуется.

— Кем вы приходитесь подсудимому Груздеву?

— Я его жена,— говорит Тоня.

— Когда вы поженились?

— Четыре года назад.

— Вы продолжаете жить вместе?

— Нет.

— Почему? (Тоня молчит.) Вы развелись с Груздевым?

— Нет,— говорит Тоня.

— Почему же вы не живете вместе?

— Он сам не захотел,— говорит Тоня.— Он совестился, что пьет. Иногда спьяну скандалы устраивал, ругался и очень потом совестился. И решил, что уйдет и вернется, когда возьмет себя в руки и пить перестанет.

— У вас есть дети?

— Сын.

— Сколько ему лет?

— Два года.

— Груздев давал вам деньги на содержание сына?

— Да, конечно, давал. Он в бухгалтерии заявление оставил. Мне половину его зарплаты переводили.

— До каких пор вам переводили деньги?

— Пока его не уволили.

— Сколько времени назад его уволили?

— Кажется, года полтора.

— Значит, вы получали деньги только первые полгода жизни ребенка?