Шрифт:
Сломана недокуренная папироса.
По двору пронесли белую груду воззваний.
– Будем надеяться, что придут!.. успеют.
Братьям-казакам.
– Ну, это для мобилизованного стада.
– Едва ли командование успеет даже толком понять, что у нас делается. Связь все время поддерживалась слабая.
– Капитан Солоимов, прикажите сформировать еще две роты.
– Два взвода, господин полковник?..
– Я приказываю: две роты...
– ...Ну, сколько сумеете...
– Драться не умеют: кисель.
– Ну, как сумеют. До вечера продержимся.
Ну, а вечером?
А вечером - синь.
По сини потухающее пожарище. Пожар не пошел дальше: воля божья, ветер не туда; ветер дул в сторону зданий, погоревших в январе. Огромные головни и раскаленные кирпичи: Инструкторская Школа (гостиница "Виктория") и Губ. Комитет Партии (б. д. губернатора); дымились еще два-три дома рядом, обгорев.
А вечером синь.
От реки шел неломкий плотный туман, глыбами сырости и холодка обкладывая синеющие безогненные улицы. Туман шел с заливных лугов, растекшихся к дальним казачьим станицам: он оттуда мел на город этим диким безлюдьем. Город, истрепетавший весь день, заглушил днем и ночью пульсирующую электрическую станцию; по улицам словно прошелся пылесос, обсосавший тротуары, скверы, площади: все стало массивно, отряхнув налет праха, пыли; одичание и ужас поселились в массивах на ночь; началось это с первой темноты рано: часов с 7-ми.
По углам белые хлопья воззваний:
Братьям-казакам.
Без ламп в окнах, без уличных фонарей.
– Не зажигай, пожалуйста, света: стрелять еще будут.
– Жутко, мамочка.
– Ничего, завтра утром все решится: казаки придут.
Кремль еще не затихает, в бульканье летучих митингов погружены тусклые расплывы керосиновых фонарей. Но по весне оттаивает снег: расходятся митинги. Расходятся по городу ночевать - городские из мобилизованных, их никто не задерживает: некому задерживать.
За россыпью освещенных окон, в консистории, офицеры удушаемые многолюдством, толпятся, докуривая папиросы. Полковник Преображенский сидит усталый, морщины текут по лицу на его старомодный мундир - смешно: при полном параде поблекнуть!
– он опустил голову, под редкими волосами, на которых остались еще следы редкого гребешка, светится слабый, мягкий человеческий череп. Полковник говорит хриплым рваным голосом:
– Господа офицеры! Ваши донесения я выслушал. Можете расходиться по домам...
Передохнув:
– Одну минуту подождите. Выслушал я... Слабо, господа офицеры. Организация никуда не годится. Это надо сказать прямо. Патрули на улицах есть?.. Я спрашиваю: есть? Капитан Солоимов!..
– Никак нет, Константин Григорьевич, послать некого.
– По домашнему. Плохо. Очень плохо. Нас можно взять голыми руками.
Покачал головой. Старик уже хотел распечь, но устал. "Хорошо бы остаться одному". С усилием он выпрямился, оглядел всех двумя яркими точками: очков.
– Ну, Бог не выдаст, свинья не съест. Поздравляю вас с первой и основной победой, господа!
– Ур-ра.
Внизу, в Кремле враждебный шорох пополз с губ:
– Ишь, галдят! Рады!
– Откуда их столько набралось?
– Когда же большевиков расстреливать будут?
– Ночью. Дай отдохнуть. За часовней.
Часовня шарахнулась в угол, под склон холма, к стене. Туда повернулись глаза. Там и установилась - кровавая традиция.
– Со мной останется только капитан Солоимов и дежурный адъютант. Дежурный офицерский взвод где?
– В бывшем доме священника.
– Хорошо. До завтра, господа. Пораньше. К 9 не опаздывать. Караулы надежны?
– Надежны, господин полковник.
Разговор в темноте.
– У меня, поручик, в голове как кинематографическая лента: вспыхивает. Однако у Козьего Бугра не затихают.
– Продержатся ли?
– Продержатся: там Антипьев и Дуклеев. А Крамаренко даже свой иконостас обнажил, снял с сорочки и повесил на указанное место.
– Д-да. Только мобилизованные - не солдаты. А эта буффонада с орденами лишнее. И на сорочке носить и теперь надевать. Раздражает это зря.
– Пожалуй. А я ничему не верю. А вы заметили, что сегодня дрались только у гостиницы "Виктория" и около губернаторского дома? Чрезвычайки как не было никогда.
– Разбежалась. Ну, она еще явится.
– Да, с таким настроением не побеждают. Кто это сказал? Не помню. Если Чрезвычайка, по вашему, явится, - то зачем вы участвуете?
– Как зачем? Да я никогда об этом и не думал. А так из обывательщины. Обыватель тоже может быть героем. Я за семь месяцев позабыл, что я был хорошим офицером, а муку семье возил. Ну, а теперь - повторение пройденного.
– Оригинально, знаете.
– Да, оригинально. Я думал, что мы, мятеж затевая, обывателями не будем. Куда там. В первый день обывательщина заедает. Полковник Преображенский - или это мне показалось - соусом парадный мундир закапал.