Шрифт:
Олег кусал губы.
— Вы не разыгрываете меня? Неужели убит? Нож я никому не давал.
— Ножом открывал бутылки Валерий, — напомнил Мазин.
— Это ерунда. Открыл и отдал.
— Хорошо помните?
— Разумеется. Я положил нож в карман.
— А дальше?
— Не помню. Увидел его у вас на столе.
— Постарайтесь вспомнить до приезда милиции.
— Компот, — повторил Олег.
Мазин встал со скамеечки и задул свечу. Комнату наполнил неохотный свет дождливого утра.
— Пойду погляжу погоду, — сказал он Борису.
Туман
Мазин отворил дверь и удивился неожиданной картине. Гор не было. То есть они никуда не делись, конечно, но тучи, плотно укутавшие ущелье, оставляли для просмотра не больше двух сотен метров, и в этом ограниченном непроницаемым туманом пространстве часть Дагезана, видимая с порога калугинского дома, казалась не заоблачным экзотическим поселком, а простенькой подмосковной деревушкой с соснами на косогоре, серыми избами и меланхоличным мычаньем проснувшегося теленка. Игорь Николаевич уловил в сыром воздухе сладковатый запах парного молока.
Телячий голос доносился справа, а впереди тропка вела к домику Демьяныча, старому, покосившемуся, купленному пасечником у давно покинувших поселок хозяев. Мазин пошел по тропинке, наступая на прошлогоднее сено, разбросанное в особенно вытоптанных местах. Мокрая трава чавкала под ногами. Клочья тумана плавали так низко, что хотелось раздвигать их руками, как занавески.
Демьяныч стоял у забора в соломенной не по погоде шляпе. Спросил заинтересованно, но без излишнего любопытства:
— Как ночь прошла, Игорь Николаевич?
— Скажу, все скажу, — пообещал Мазин, понимая, что старику не терпится узнать, что же произошло на даче. — Устал я…
— Зайдите, Игорь Николаевич. Живу я, правда, запущенно. Так сказать, жилище человека одинокого.
В тесноватой избе пасечника в самом деле не чувствовалось заботы об уюте. Даже большая печь не была побелена и выделялась густыми коричневыми пятнами глины, как загрунтованная малолитражка, покалеченная в дорожной катастрофе.
— Ежели пожелаете, угощу чайком с такой травкой отменной, что усталость как рукой снимет.
— Не откажусь. — Мазин присел к столу, покрытому голубенькой, в цветочках клеенкой.
— Сию секунду.
Демьяныч отворил дверцу настенного шкафчика, на которой была приклеена вырезанная из журнала фотография улыбающегося космонавта Поповича, достал две пачки с чаем, ловко смешал в заварном чайнике и поставил его на раскаленную плиту.
— Настояться требуется, — пояснил он. — Раздевайтесь пока. У меня не замерзнете. Сам стынуть не люблю.
Теплая крестьянская изба и основательный старик, такой далекий от невероятной реальности щегольской дачи с гаражом и мансардой, где лежал труп человека, прожившего жизнь в столичной суете, действовали успокаивающе. Не хотелось уходить, разыскивать подозрительного невропата Валерия, выуживать по крохам детали истины, восстанавливая мрачные обстоятельства человеческой смерти. Хотелось спокойно прихлебывать вкусный чай и толковать о повадках пчел.
Однако Демьяныча интересовало другое.
— Борис Михалыч — человек проницательный и ловушку расставил умело.
— Нас перехитрили. Кто-то пробрался в мастерскую, когда мы звонили с почты, ударил Калугина ножом и скрылся.
— Скрылся? Удивительно, как и многое в жизни.
Простой этот и даже риторический вопрос поставил Мазина в тупик. При всем желании он не мог ответить на него утвердительно, потому что здравый смысл, логика доказывали, что скрыться невозможно и преступник по–прежнему здесь, рядом. Между тем никто из тех, кого видел до сих пор Мазин, не казался ему убийцей.
— Вы, Демьяныч, философ, оказывается.
— Стараюсь смысл понять…
— Жизни? Трудное дело. Или постигли?
— Много беспощадного вижу.
— Опечалены?
— Не скажу. В этом мудрость.
— В жестокости?
— Нет, в беспощадности. Это разное. Волка убить мудро. А зачем? Чтобы овцу не тронул. Так природа распорядилась. Овцу нам. А мы многое сделать можем. Даже на Луну слетать. Поэтому овцу нам, а не глупому волку.
— Волк не заслужил, выходит?
Ставший было серьезным и даже утративший от этого что-то свое, добродушное, пасечник снова заулыбался.
— Не заслужил, Игорь Николаевич, не заслужил. Сер больно.
Он налил ароматный чай в граненый стакан и поставил на стол блюдечко с медом.
— Вам, наверное, немало пришлось повидать в жизни?
— Что положено, повидал.
— Вы верующий, Демьяныч?
— В бога не верю. Верю в диалектический закон, он нашу участь определяет.
— И участь Калугина?
— И его тоже, — ответил пасечник твердо. — Значит, суждено ему было.
— Закон законом, а на курок-то пальцем нажали.