— Где ваш муж? — спросил Мазин по возможности мягко.

— В горы побег. Как вертолет прилетел, как увидел Матвей милицию, затрясся весь, а тут Колька бежит: "Папка, за тобой!" Он быстро фуфайку натянул, оленины вяленой напхал в сумку и через речку подался.

Мазин оглядел поросшие орешником склоны над рекой. Выше их, совсем как в день его приезда, курились, темнели, смыкаясь в тучу, неизвестно откуда набежавшие облака.

— А Николай где?

— В сарае ревет. Боится показаться.

— Ладно. Не расстраивайтесь раньше времени. Борис, отдай свою пулю Дмитрию Ивановичу и расскажи о наших похождениях. А мне хочется с мальцом потолковать.

И он пошел через двор к сараю.

Охотничий вислоухий пес с опечаленным, растерянным взглядом ткнулся в ладонь Мазина шершавым холодным носом и отошел от двери, пропустив его в тесное помещение, где на березовом чурбаке сидел Коля и размазывал по щекам слезы.

Игорь Николаевич провел пальцами по взбившимся вихрам.

— Ревешь?

— Убью…

— Кого?

— Очкастого. Подстерегу в лесу и убью.

— Этим отцу не поможешь. Навредишь. Самого арестуют.

— Пусть!

— Нельзя, и сыщик!

— Пусть!

— А я сказал нельзя. Дело есть.

Коля поднял синие глаза. Они быстро заплывали слезами.

— Какой ты голубоглазый! Вытрись-ка, возьми платок. Два человека отцу твоему помочь могут — я и ты. Если тебя задержат, мне вдвое труднее станет. Поэтому кровную месть отложим до лучших времен. Сейчас работать нужно. Как думаешь, отец уйдет или поблизости скрываться будет?

Николай нахмурился, заколебался.

— Нужно мне доверять. Иначе нельзя. А я — тебе. Далеко отец?

— Не уйдет он…

— Тогда договор такой, вернее — задание. Не теряя ни минуты, отправляешься на поиски отца. Найдешь, скажешь: пусть не паникует. За то, что натворил, ответить нужно. Лишнего я не допущу. Пусть посидит день–два в лесу. Важно, чтобы ты знал где. И будь под рукой, чтобы я мог с отцом связаться, когда потребуется. Все запомнил?

— Запомнил.

— Доверяешь? Если нет, можешь отказаться.

Мазин дотронулся до грубо сложенной летней печки.

— Ночью мороз был, а у вас тут тепло.

— Папка топил. Что-то делал в сарае.

— Да… вот еще. Возьми, отдай отцу.

Игорь Николаевич держал в руке гильзу.

— Это… та, да?

— Она. Передай в знак доверия. И возвращайся побыстрее!

Он проводил взглядом мальчика, побежавшего через поляну к речке, и направился в поселок.

— Игорь Николаевич!

Галя шла навстречу, ступая по непросохшей траве мокрыми синими кедами.

— Галочка, вы сегодня хорошо выглядите.

— Благодарю, товарищ подполковник!

— Вы решили обращаться со мной официально? А я-то мечтал побродить с вами по горам, поискать эдельвейсы.

Галя вынула увядший цветок из карманчика стеганой куртки.

— Пожалуйста.

— Что это?

— Эдельвейс.

— Такой невзрачный?

— Я вам тоже невзрачной покажусь, когда присмотритесь. Поэтому попросите вашего друга, майора, отпустить меня домой. Мама заждалась. Я ж собиралась туда и обратно, а застряла.

— Возможно, вы ему понадобитесь.

— Зачем? Матвея ловить?

— Вы уже знаете?

— А то! Говорят, из-за золота он рехнулся. Двух человек убить, это ж нужно! Психопат несчастный!

— Вы верите в эту историю?

— Так сбежал же он. Был бы не виноват, зачем бежать?

— Мысль ваша, Галочка, только кажется логичной.

— Что, не так?

— Не знаю. Много странного.

— Странное знаете что? Вот видишь человека, и в голову тебе не приходит, что видишь его в последний раз. Михаил Михайлович сказал: "Иду за лампой!" И не вернулся… Ужасно это! А вчера возвращаемся мы с Олегом, вечереет, снежок чуть срывается, Демьяныч навстречу. "Здравствуйте, говорю, — дедушка! Куда собрались на ночь?" А он ласково так, уважительно: "Матвея иду проведать, подарочек есть для него". Сверток под мышкой держит. И пошел… Навсегда…

— Демьяныч направлялся к Филипенко? Что было в свертке?

Галя покачала головой:

— Я вам, Игорь Николаевич, про то, что в душе возникло, рассказываю, а вы сразу на служебный лад переворачиваете. Сухой вы человек. Потому и эдельвейс вам не понравился. Не знаю я, что в свертке было.

— Да, Галочка, потерял я, видно, в ваших глазах. Кажется, опять гроза собирается.

Он посмотрел на тучи, утрамбовавшиеся на этот раз не на пути в долину, а сбоку, в понижении между горами.