— Да, искусство выбирает достойных, – со значением сказал Жюль, заканчивая очередной набросок. – Просто красоту – это ничто. Ваше достоинство оттеняет вашу красоту, наполняет ее скрытым смыслом…

«Как он говорит, – позавидовал Делабар и по–детски удивился: – Неужели Она так же ест, спит, как я или Жюль, неужели Она может, например, плакать или кого-нибудь обнимать? Неужели ее можно любить?»

Он устыдился своих мыслей и шагнул поближе к свету. Графиня стояла неподвижно, будто решила превратиться в изваяние без помощи скульптора. В сторону Делабара она даже не глянула.

— Сначала я всегда ловлю линию. – Жюль старался развеять молчание. Ловлю настроение. А с камнем работаю потом, по памяти.

— У каждого ремесла свои тайны, – согласилась госпожа и досадливо передернула плечами. – Моя кухарка, например, часами может рассказывать, как она варит луковый суп.

Жюль оскорбленно замолчал. Заметив, как сияют глаза Делабара, он покачал головой. Не для тебя она, приятель, говорил его жест. И не терзай себя понапрасну, и думать про нее забудь.

Когда госпожа Натали ушла, Жюль бросил эскизы в угол и отправился к мадам Боннэ.

— Вот! – возвестил он, возвратясь в мастерскую, и потряс двумя бутылками вина. – Мне эта чертова кукла подпортила настроение… Сравнила – луковый суп! – проворчал скульптор, разливая вино. – А ты и уши развесил. Бархатных туфелек не видал?

Эту ночь Делабар спал плохо. В сновидениях его бродили какие-то тени, хозяин ругался и говорил, что надо больше молотом махать, а не бегать по мастерским художников, а затем, уже под утро, когда он выпил полкружки воды и снова уснул, дверь кузницы тихонько скрипнула, и к Делабару явился светлый ангел.

«Это вы? – прошептал Делабар. – Осторожнее, вы измажетесь. Здесь так грязно и много дыма. Как вы решились?»

Госпожа Натали загадочно улыбнулась, поманила его рукой: «Иди же ко мне, дикарь. Не бойся, иди! Я узнала, что в небесах назначено нам быть вместе. Всю жизнь. Иди же!»

Он ступил было к ней, но из горна вдруг взвилось пламя, преградило дорогу.

«Луи, Раймон, – позвал он друзей, – погасите огонь. Скорее. Меня зовут».

В ответ – хохот. Хохотали стены, черный потолок, смеялось и плясало пламя.

«Поторопись же, Делабар! – топнула ножкой Натали. – Я – судьба твоя».

«Она смерть твоя, – возразило пламя. – И вечная мука».

Делабар отстранил его, решительно шагнул к возлюбленной.

Пламя прыгнуло ему на грудь. Делабар вскрикнул и проснулся. Лицо жгло, будто крапивой, тело сладко ныло, и никак нельзя было понять: объединил или разъединил их во веки веков грешный и ясный пламень.

С утра зарядил нудный дождь. В мастерской стало еще темнее, а на южной стене проступило пятно от сырости. Ругая на чем свет стоит мадам Боннэ, Жюль собрал по углам щепки и разный хлам, разбил один из ящиков, в которых хранил эскизы, и с помощью Делабара растопил печку.

— Ты заметил вчера, какие у нее глаза? – спросил скульптор, устраиваясь на колченогом табурете. – У этой гранд–особы. Не заметил? Черные у нее глаза, приятель. Нехорошие! У меня теперь вся работа из рук валится. – Он глянул на Делабара, улыбнулся. – А ты чего такой хмурый? Может, шейка приснилась, а? Да ты не красней, не красней. Я за показ деньги не беру. Любуйся, коль есть охота, но что толку? Вот моя Луиза…

Звякнул колокольчик. Жюль, тотчас забыв о своей Луизе, побежал открывать дверь.

Наверное, этот ненастный день графиня из прихоти посчитала солнечным. Она не только заметила Делабара, но даже поздоровалась с ним. Делабар просиял. Он смотрел на нее, будто пес, преданно и влюбленно. Может, и вправду их души встречались во сне?

— Господин Жюль, – деловито заявила графиня, поправляя корону прически. – Я сегодня сокращаю сеанс. У меня ожидаются гости, кроме того, мне надоело позировать. Весьма бессмысленное занятие. Я думала, что это будет интересней.

— Смысл есть, – хмуро возразил Жюль. – Разве вас не радует мысль, что ваше изображение украсит ратушу?

— Ах, – сказала госпожа Натали, – когда это еще будет. Да и кто будет знать, что Кариатида – это я!

«Я! Я буду знать! – едва не воскликнул Делабар. – Вместо церкви я буду ходить теперь к ратуше, госпожа!»

Графиня заметила его пылкий взгляд, холодно кивнула в сторону Делабара:

— Ваш подмастерье, господин Жюль, изнывает от скуки. В моем доме слуги всегда при деле и не пялят глаза на гостей. Тем более на дам.

Делабару от обиды свело скулы.

— Вы ошибаетесь, сударыня, – с ехидцей сказал Жюль. – Господин Делабар, правда, беден, но он не подмастерье и не слуга. Он свободный человек. И так же, как и вы, позирует для ратуши.