Сказавъ это, я взглянулъ на него: онъ смотрлъ на меня не то что улыбаясь, но весь преобразившись. Все лицо его свтилось любовью. Онъ смотрлъ на меня, какъ мать смотритъ на любимаго ребенка, радуясь на него и жаля его. Онъ, очевидно, любилъ меня. Я поглядлъ на него и остановился и даже єпросилъ:

— Что?

— Что? — повторилъ онъ. — Я только хотлъ спросить, что понимать подъ любовью? — сказалъ онъ.

— Что понимать, — сказалъ я, улыбаясь отъ радости его участія. — Любить — все отдать, объ одномъ думать, однаго желать. Я ду, я говорю съ вами, а думаю о ней. Да чтоже, вы меня не знаете и не узнаете, a тмъ более ее.

Его грустное, доброе, любящее меня лицо, изъ котораго смотрли на меня, притягивая къ себ, его глубокіе срые глаза, еще более возбуждало меня.

— Тотъ, кто не зналъ этаго чувства, тотъ его не можетъ, не можетъ понять, — говорилъ я. — Я не знаю, красива, некрасива она (вс говорятъ, что красива), но знаю, что вотъ я говорю съ вами, и я вижу ее, ея улыбку, слышу ея голосъ, вижу ея душу. Это пошло, но это то самое, что называется сліяніемъ душъ... — Я остановился. — Вы врно знаете это чувство?

— Да хорошее ли это чувство? — сказалъ онъ.

— Это чувство? — вскрикнулъ я. — Какъ хорошо ли? Да одно только и есть хорошее. Одно чувство, которое даетъ намъ образецъ высшаго счастья, вчнаго. Только то и хорошее чувство, которое похоже на это. [109]

— Ну, а уступили бы вы ее другому, если бы знали, что она будетъ счастлива съ другимъ?

— Да разв можно это знать? — сказалъ я, отвиливая отъ вопроса.

— Нтъ, я помню, гд то читалъ: еслибы человкъ истинно любилъ женщину, онъ ни за что въ мір не пожелалъ бы быть ея мужемъ, еслибы не зналъ наврно, что онъ самый лучшій мужъ, котораго она можетъ имть. Такъ ли вы любите?

Меня поразило это замчаніе.

— Положимъ, — сказалъ я всетаки, — что есть доля эгоизма въ любви, но это не мшаетъ любви быть высочайшимъ чувствомъ.

— Ахъ, какое это ужасное чувство! — сказалъ онъ для себя больше, чмъ для меня.

— Какъ ужасное! [110]— сказалъ я.

— Да, ужасное, ужасное, ужасное, — сказалъ онъ, и глаза его заблестли гнвомъ на кого то. И тотчасъ же онъ поглядлъ на двочку и утихъ. — Любите, — сказалъ онъ потомъ, — любите того, кого любите, отдавайтесь этому чувству, но не восхваляйте его, не воображайте себ, что это чувство лучше, чмъ оно есть.

— Но когда я чувствую, я знаю, что у меня крылья, я люблю черезъ нее всхъ, и васъ, и всхъ.

Онъ ничего не отвтилъ, и мы замолчали. Трутутумъ, только подрагивали подъ нами колеса по рельсамъ.

— Нтъ, нельзя этаго передать другому, — сказалъ онъ.

— Чего?

— Того, в чемъ обманъ, въ чемъ ужасъ этой вашей любви.

— Да въ чемъ же?

Онъ не отвчалъ, а все пилъ свой чай и предложилъ его мн. Я думалъ, что онъ хочетъ прекратить разговоръ, такъ долго мы молчали, но онъ вдругъ поставилъ стаканъ. [111]

— Въ чемъ ужасъ? — повторилъ онъ.

— Я не понимаю.

— А поймете, когда узнаете, кто я.

Я вопросительно посмотрлъ на него.

— Я Степановъ. Леонидъ Степановъ.

— Я не знаю.

— Я Степановъ, судившійся 4 года тому назадъ въ Казанскомъ окружномъ Суд, — сказалъ онъ, глядя на меня твердымъ, но холоднымъ взглядомъ.

— Да, Степановъ, но нтъ, я не знаю, я не слыхалъ, не читалъ.

— А я думалъ, что это дло надлало столько шума, что вы знаете. [112]

— Но что общаго съ нашимъ разговоромъ? — сказалъ я.

— Что общаго? Дло это — исторія любви, самой, по вашему, возвышенной, хорошей любви.

Я молчалъ.

— Да, вамъ нужно это знать. Можетъ быть, вы не захотите знать меня посл, но мне все равно, я для васъ скажу и для себя. [113]

— Женился я, какъ женятся вс такъ называемые порядочные люди нашего круга, то есть обманывалъ, лгалъ и себ и другимъ, и меня обманывали, и мн лгали, и вмст съ тмъ былъ увренъ, [114]что женясь, я длаю что то очень прекрасное и, главное, съ раннихъ лтъ я лелялъ мечту о семейной жизни. Жена моя должна была быть верхъ совершенства. Любовь наша взаимная должна была быть самая возвышенная. Чистоты наша семейная жизнь должна была быть голубиной. Думать я такъ думалъ и лтъ 10 жилъ взрослымъ человкомъ, не торопясь выбирать предметъ любви, не торопясь излить на какую нибудь женщину вс богатства моего сердца. Я приглядывался ко многимъ, но все было не то, все было далеко отъ того совершенства, которое было достойно меня. [115]Это еще лучшее воспитаніе, такое, при которомъ хотя въ воображеніи представляется идеалъ чистой, любовной, поэтической семейной жизни. У меня былъ такой идеалъ, потому что и родители мои были хорошіе люди, и воспитанъ я былъ матерью, вдовой, чудесной женщиной, всегда въ удивительномъ свт рисовавшей мн семейную жизнь. Такъ я жилъ и мечталъ, но не торопился, какъ я вамъ говорилъ, жениться и велъ, по русски называя, распутную жизнь (она и не можетъ быть иною для 30-лтняго, здороваго, не связаннаго ничмъ богатаго человка), но которую я, въ сравненіи съ безобразнымъ развратомъ, окружающимъ меня, считалъ хорошею, чистою. Я жилъ спокойно въ тихомъ, пріятномъ разврат и мечталъ о возвышенной любви и чистой семейной жизни. Женщины, съ которыми я сходился, были не мои, и мн до нихъ не было никакого дла, кром удовольствія, которое он мн доставляли; но будущая жена должна была быть моя, и эта то моя должна была быть все, что есть святаго и прекраснаго, потому что она будетъ моя жена. И мн тутъ не казалось ничего невозможнаго. Такъ шло до 30 лтъ. Въ 30 лтъ я нашелъ ту, которая должна была осуществить все то, о чемъ я мечталъ. [116]Это была одна из 3-хъ дочерей однаго средняго чиновника. Я ршилъ въ одинъ вечеръ, посл того какъ мы здили въ лодк и уже ночью, ворочаясь домой, сидли на корм и говорили о томъ, что жизнь должна быть также хороша въ насъ, какъ она хороша въ природ, я ршилъ, что это она.Понялъ я, что это она, мн казалось, потому, что я увидалъ ея душу, удивительную душу, достойную меня, увидалъ ее въ улыбк чуть замтной, во взгляд, во всей ея граціозной фигурк съ очень тонкой таліей, широкими плечами и бюстомъ и маленькой головкой съ тяжелыми волосами. [117]Я [118]понялъ, [119]что она понимаетъ меня, понимаетъ все, все, что я чувствую и думаю. И вернулся домой въ восторг и ршилъ что она верхъ совершенства и достойна быть моейженой. [120]Достойна быть моей! Ведь это прелесть, что за безуміе! Возьмите какого хотите молодаго человка — хоть вы — и въ трезвыя минуты оцните себя. Ну, я, по крайней мр, оцнивалъ себя въ трезвыя минуты и зналъ очень хорошо, что я такое, такъ себ человкъ, такой же, какъ милліоны, — даже скоре плохой, чмъ хорошій, безъ особеннаго дарованія, завистливый, слабый, безхарактерный, увлекающійся, бшенный въ припадкахъ гнва, какъ вс слабые люди. И вотъ я то, такой человкъ, находя въ ней вс высшія совершенства и именно потому, что она заключаетъ ихъ въ себ, я считаю ее достойной себя. Главный обманъ того безумія, который мы называемъ любовью, не тотъ, что мы придаемъ предмету любви несвойственныя ему добродтели, но себ въ это удивительное время безумья. — Ахъ! Ахъ! Ахъ! мы живемъ по уши въ такомъ омут лжи, что, если насъ не треснетъ по голов, какъ меня, страшное несчастье, мы не можемъ опомниться. Вдь что это за путаница лжи — нашъ честныйбракъ. Предполагается, и это le secret de la com'edie, [121]что мущина женится чистый, тогда какъ еще въ гимназіи считается однимъ изъ самыхъ лихихъ молодецкихъ подвиговъ за одно — курить, пить и распутничать. Такъ, по крайней мр, было въ мое время. Теперь есть ужъ, я слышу и наблюдаю, молодые люди чистые, чувствующіе и знающіе, что это не шутка, а великое дло. Помоги имъ Богъ. Но въ мое время, да и теперь, вдь это повально. Во всхъ романахъ до подробностей описаны чувства героевъ, кусты, около которыхъ они ходятъ, но, описывая ихъ великую любовь къ какой нибудь Элен, ничего не пишется о томъ, что было прежде. Вс притворяются, что то, что наполняетъ половину жизни нашихъ городовъ и деревень даже, что этаго нтъ. И двушки бдныя нкоторыя врятъ въ это совсмъ серьезно по незнанію, a другіе, вс родители, желаютъ врить и притворяются, что врятъ. Но женщины — матери, т, съ своимъ практическимъ смысломъ, притворяясь, что врятъ, на дл ведутъ своихъ дочерей совсмъ обратно. Они знаютъ, что такое т мущины — женихи ихъ дочерей, знаютъ, на какую удочку ихъ ловить; отъ этаго эти Джерси мерзкіе, эти нашлепки на задницы, эти голыя плечи, руки, почти груди. Вдь это одинъ сплошной домъ терпимости, только одинъ, признаваемый такимъ, на краткіе сроки, а другой, не признаваемый, — на боле долгіе сроки. Вы удивляетесь напрасно. Если люди различны по внутреннему содержанію, то это различіе непремнно отразится и во вншности, но посмотрите на тхъ — не называемыхъ, а на самихъ высшихъ свтскихъ барынь: тже наряды, тже фасоны, тже духи, тже камни и золото, тже увеселенья, танцы и музыка, пнье, и да, и питье. Никакой разницы. Строго опредляя, надо только сказать, что проститутки на короткіе сроки обыкновенно презираемы, на долгіе — уважаемы.

Да, но я влюбился, какъ вс влюбляются. Я думалъ, что я самъ. A совсмъ нтъ: это устроили мамаши и портнихи. Мамаши съ катаньями на лодкахъ, портниха съ таліями и т. п.

Заманиванье, ловленіе жениховъ мамашами — вдь это другой, всмъ извстный секретъ. Признаться въ заманиваньи — помилуй Богъ, но вдь на этомъ проходитъ вся жизнь семей съ двицами. И родители и дочери въ запуски другъ передъ другомъ только это и длаютъ, ссорятся, соревнуютъ, хитрятъ, мошенничаютъ. А когда сдлаютъ и пока длаютъ, показываютъ видъ, что это длается само собой. Не могу безъ злобы говорить про это, потому что все отъ этаго.