— Это не причина.

— Малгарита — жирная свинья. — Я не мог отрицать, поскольку это было правдой, и она добавила: — Даже я выгляжу лучше, чем Малгарита.

Я рассмеялся совершенно невежливым образом, однако мне хватило такта не сказать, что между жирной свиньей и костлявым котенком небольшая разница.

Стоя в грязи, Дорис капризно топнула ногой и резким голосом произнесла:

— Малгарита сделает это с тобой, потому что ей все равно, с каким мужчиной или мальчиком она этим занимается. А я сделаю это с тобой, потому что мне не все равно.

Я смотрел на Дорис в удивлении — возможно, в тот раз я вообще впервые глядел на нее оценивающе. Девичий румянец проступил даже сквозь грязь на лице, серьезность делала ее миловидной. Во всяком случае, ее чистые глаза были красивого голубого цвета и казались необычайно большими, хотя, возможно, такое впечатление создавалось оттого, что лицо девочки было источено постоянным голодом.

— Однажды ты превратишься в миловидную женщину, Дорис, — сказал я, чтобы успокоить ее. — Если станешь когда-нибудь мыться или хотя бы чиститься. И если твоя фигура перестанет напоминать помело. У Малгариты такие же пышные формы, как у ее матери.

Дорис ядовито заметила:

— В действительности она скорее смахивает на своего отца, поскольку, как и он, отрастила усы.

В этот момент голова с неряшливыми волосами и слипающимися глазами высунулась в одну из многочисленных дыр в трюме баржи и Малгарита позвала меня:

— Давай заходи, пока я не надела платье, а то придется опять снимать его!

Я уже собрался идти, когда Дорис сказала:

— Марко! — Я повернулся к ней в нетерпении, и девочка добавила: — Ладно, не важно. Ступай развлекаться со своей свиньей.

Я протиснулся внутрь и пополз по гнилым доскам темного промозглого трюма, пока не уперся в то его отделение, где на тюфяке, набитом тряпьем и камышом, сидела на корточках Малгарита. Мои руки нащупали ее прежде, чем я разглядел девушку; ее голое тело было таким же потным и ноздреватым, как и бревна, из которых была сделана баржа. Она сразу же сказала:

— Никаких чувств, пока я не получу свой багатин.

Я отдал ей медную монету, и Малгарита легла навзничь на тюфяк. Я оказался над ней в позиции, в которой видел накануне Микеле. Внезапно я отшатнулся, так как громко раздалось: бум! Что-то ударилось снаружи в корпус баржи, как раз над моим ухом, а затем послышался пронзительный визг! Портовые мальчишки развлекались, играя в одну из своих самых любимых игр. Кто-то поймал кота, а это настоящий подвиг, хотя Венеция и изобиловала кошками, и привязал его к борту баржи, а затем мальчишки по очереди принялись разбегаться и ударяться в него головой, соревнуясь, кто первым расплющит кота до смерти.

Как только мои глаза привыкли к темноте, я заметил, что Малгарита и правда была волосатой. Ее сияющие в темноте бледным светом груди казались единственным местом на теле, где не росли волосы. Вдобавок к беспорядочной копне волос у нее на голове и темному пушку над верхней губой ее ноги и руки тоже были покрыты волосами, большие пучки волос свисали из подмышек. Из-за темноты в трюме и настоящего куста, растущего на «артишоке» молодой женщины, я мог разглядеть, что ее женские прелести гораздо хуже, чем у тетушки Зулии. (Тем не менее я мог обонять их, так как Малгарита, как и большинство обитателей порта, не мылась.) Ожидалось, что я сам вставлю куда-то туда, но…

Бум! Удар в корпус и последовавший за этим вопль кота сбили меня с толку. Слегка озадаченный, я почувствовал рядом щель Малгариты.

— Почему ты играешь с моей pota? — требовательно спросила она, употребив для названия этого отверстия самое вульгарное слово.

Я рассмеялся и нетвердым голосом произнес:

— Я пытаюсь отыскать… э-э-э… твою lumagh'etta.

— Зачем? Тебе это без пользы. Вот то, что ты хочешь.

Она протянула одну руку и раздвинула себя, а другой рукой вставила мой член внутрь. Сделать это оказалось легко, так как ее отверстие было уже изрядно разношено.

Бум! И снова вопль!

— Какой ты неуклюжий, толкай его снова! — сказала Малгарита брюзгливо и сделала быстрое ответное движение.

Какое-то время я лежал, пытаясь не обращать внимания на то, какая она свинья, на ее «аромат», на всю мрачную обстановку, отчаянно стараясь насладиться незнакомой, теплой влажной полостью, которая окружала меня.

— Давай быстрее, — заныла Малгарита, — я еще не мочилась сегодня утром.

Я принялся подскакивать, как это делал Микеле, но тут вдруг в трюме баржи стало еще темней. Хотя я старался сдержаться и вкусить все сполна, произошло непроизвольное семяизвержение, причем сам я при этом не ощутил никакого удовольствия.

Бум! Мяу-ууу!

— О, che braga! Как ее много! — с отвращением произнесла Малгарита. — Теперь мои ноги будут склеены целый день. Прекрасно! А теперь слезай, дурак, мне надо попрыгать!

— Что? — произнес я нетвердым голосом.

Малгарита вывернулась из-под меня, встала и отскочила назад. Она прыгнула сначала вперед, а потом снова обратно; баржа закачалась.

— Рассмеши меня! — приказала она между прыжками.

— Что? — спросил я.