Французский судья Реми, отправивший на костёр свыше 900 ведьм, написал о своих «подвигах» трактат.

Чтобы работа над рукописью шла успешнее, он, видимо, позаимствовал из архива судебные документы, да так и не удосужился их вернуть. В результате отчёты, относящиеся к периоду с 1581 по 1591 год, утрачены, и от большей части жертв не осталось даже имён. Седьмую часть фамилий Реми использовал на страницах своего трактата. Прочие подсудимые не упомянуты поимённо, и их уделом стало полное забвение (1958 стр. 407).

Помимо человеческой небрежности у архивов был ещё один враг. Пожар, вечный спутник бунтов и войн, то тут, то там охватывал хранилища документов. Горели монастыри, ратуши, дворянские имения. Навсегда исчезали бумаги с записями, делая общую картину всё менее полной. Так огонь, поглотив сотни тысяч женщин, уничтожил потом и саму память о них. Историки не могут учесть события, о которых не сохранилось письменных свидетельств. Многое так и останется «за кадром». Сколько было таких неизвестных нам судов по сравнению с известными? Треть? Половина? Нам не суждено узнать ответ на этот вопрос.

Портрет Агнес Бернауэр, находящийся в Штраубинге

Сейчас историческая наука уже не решается утверждать, что 200 тысяч казнённых ведьм — достоверное число. После кропотливой работы в местных архивах всплывают новые, доселе неизвестные сведения, не включавшиеся ранее в подсчёты. Маятник оценки движется в другую сторону, и только профессиональная осторожность мешает историкам прийти к единому мнению.

Ведовские процессы загадочны. Если исключить специалистов, почти все путаются, отвечая на, казалось бы, простой вопрос, а именно: «Кто, кого и когда казнил?» Что касается датировки событий, то тут дружный хор ответит: ведьм сжигали в Средние века.

Нетрудно понять, откуда берётся это заблуждение. Люди рассуждают примерно так. Тёмное Средневековье — эпоха, когда к доводам разума мало прислушивались. Значит, суеверные расправы свершались именно в тот период. Между тем пик охоты на ведьм пришёлся на просвещённую эпоху Возрождения и более поздние времена вплоть до конца XVII века. Современниками сожжений были Рафаэль и Кеплер, Магеллан и Спиноза.

Второй стереотип гласит, что искоренение колдовства — прерогатива инквизиции, причём особой жестокостью отличались испанские инквизиторы. Реальная история не совсем такова. Особый размах репрессии приняли в XVI и XVII веках, когда инквизиция, образно говоря, почила на лаврах и редко вмешивалась в дела о колдовстве. Массовый террор вместо неё провели гражданские власти: светские суды, городские советы и королевские уполномоченные. Что же касается испанских инквизиторов, то в Европе трудно было найти людей, менее подверженных дикой вере в чародейство. Высшее руководство инквизиции железной рукой давило попытки низшего звена организовать охоту на ведьм. В результате общее число женщин, сожжённых за колдовство, оказалось в Испании по европейским меркам ничтожным.

Однако самый расхожий стереотип касается прежде всего образа осуждённой. Ведьма в массовом сознании это дряхлая трясущаяся старуха, нищая и сварливая. На такое представление работают сказки, которые мы слышим с детства, мультфильмы и киноленты, а также сам наш язык, его пословицы и устойчивые словосочетания. «Страшная как ведьма», — говорят об очень некрасивой женщине.

Опостылевшую жену или вредную соседку ругают старой ведьмой. Окончательную шлифовку образ колдуньи получает в живописи и художественной литературе. Одетое в лохмотья или тёмный плащ существо, согбенное и отвратительное…

Пышущее злобой… Желающее уничтожить весь мир…

Да полно. Так ли это? Очень рано выяснилось, что обвинения в колдовстве — верный способ поквитаться с неугодными, будь это даже писаные красавицы. Горькая доля Агес Бернауэр тому порукой. Впрочем, начиналось всё как история романтичной любви. Альбрехт III, сын баварского герцога влюбляется в очаровательную дочь владельца бани. Он увозит её в родовой замок, играет свадьбу и называет «своей герцогиней».

Увы, простая горожанка, вознёсшаяся так высоко, пришлась не по сердцу отцу юноши. Правитель Баварии справедливо считает, что если не принять радикальных мер, то династия Виттельсбахов прервётся, поскольку дети от этого брака уже не будут знатью. Герцог Эрнст хитростью удаляет сына из Штраубинга. Пока тот охотится в соседнем княжестве, он объявляет его молодую жену ведьмой. Агнес якобы приворожила, то есть околдовала, наследника.

Казнили осуждённую долго и неумело. Шёл 1435 год. Ведовские процессы в Германии только начинались. Палач плохо связывает ей руки. Брошенная с моста, Агнес ухитряется избавиться от пут и выплыть. Тогда её топят вторично — обмотав длинные волосы вокруг железного лома (Berndt, 1985 стр. 163–165). В дальнейшем конфуз не повторится. Несколько столетий немок будут сжигать, прикрутив цепями к столбу.

Казнь через утопление. Немецкая иллюстрация XIX века

Способ надёжный и более зрелищный.

Теперь обратимся к реестрам сожжений и письмам того времени. Мы обнаружим, что пожилых нищенок среди казнённых хватает, но они вовсе не в большинстве. На костёр часто попадали богатые женщины в расцвете сил. Алчные люди, получавшие немалый доход от конфискаций, обращали свой взор на семьи, с которых было что взять.

Поэтому охота на ведьм к Нордлингене вовлекла в число жертв более тридцати состоятельных горожанок, среди которых числятся жёны бывшего бургомистра, сенатора и основных чиновников (Robbins, 1959 стр. 179). В Бамберге и Вюрцбурге тоже пострадала в первую очередь элита: дворянские семьи, духовенство и администрация. Ту же картину мы видим в городке Цейль, где мученическая смерть подстерегала богатых и красивых женщин и девушек. Эти взятые наугад примеры можно множить и множить.