где об идеале праведном мечтали...

Льва он видел тоже, видел, лев готов

прямо с флага прыгнуть на лихих врагов;

слышал говор грабов, видел свет природы,

необъятной, полной солнца и свободы,

и Хаджи Димитра. Тот кричал ему:

«Караджа, один я смерти не приму!»

А когда добрел он все ж до места казни,

засверкали очи грозно, без боязни,

грудь герой расправил и воскликнул, смел;

черный сброд турецкий тут же онемел,

чтоб расслышать лучше, что на этот раз

молвит храбрый смертник в свой последний час.

Потому что в годы гибельных свершений,

подлостей, предательств, ужасов, глумлений

часто оглашался неба синий кров

отзвуком высоких и великих слов, —

не все безгласно гибли от руки тиранов.

Нет, немало было доблестных титанов,

на челе которых вещие слова

говорили людям: «Жизнь еще жива!

Славных предков наших нет под Божьим сводом:

Мы — потомки славы, мы — болгары родом! »

Караджа промолвил, глядя на народ

и куда-то дальше: «Вышел мой черед,

так прощайте, братья, нынче ухожу я,

тягостную муку в сердце уношу я!

Не погиб, не умер на холмах Балкан

я от ран жестоких, от кровавых ран.

Потому-то всех вас вкруг меня собрали,

но не плачьте, нынче слезы скудны стали:

умереть готовьтесь — смерть нам не страшна,

новые настали нынче времена.

Кровь дешевле стала — битва наступила,

и теперь позора нам милей могила!

По борьбе и думам мы одна семья,

что ж — я не последний и не первый я

гибну! Нет — рекою хлынет кровь народа,

кровь болгар отважных. Смерть или свобода!

Злобствуйте, злодеи, — весь наш род воспрянет,

многих вы убили — больше в битву встанет!

Мы народ упрямый, молодой народ,

нас не остановит нынче вражий сброд,

нас не остановят — все на бой со псами:

мы хотим свободы — будущее с нами!

Многие погибнут — пуля им готова,

чтоб потом подняться, чтоб воскреснуть снова!

Будущее вижу: кончатся напасти!

Турки! Ясно вижу гибель вашей власти!

В бой, друзья и братья, — новый день придет...

Пусть я умираю — жив родной народ!

Жив мой край болгарский — жив оплот народа!

Умираю, братцы! Смерть или свобода!»

И, когда врагами был удавлен он,

вдруг тысячегрудый к небу взвился стон,

и звучала долго в далях небосвода

пламенная клятва: «Свобода, свобода!

Смерть или свобода!»