– Я… не могу, – пробормотал я. – Я должен участвовать. Это для фермера, который дал мне несколько моих первых лошадей…

Эксминстер слегка улыбнулся, и его нижние зубы выдвинулись вперед.

– Прекрасно. Тогда берите четырех других.

– Спасибо, сэр. Я бы очень хотел… – Он повернулся и ушел, а я сложил драгоценный листок и положил в карман.

Вторую лошадь, с которой я работал в этот день, тренировал Корин Келлар. После смерти Арта он постоянно нанимал разных жокеев и ворчал, как неудобно не иметь под рукой первоклассного специалиста. Зная, что именно из-за его отношения Арт, первоклассный специалист, бросил Корина самым ужасным из всех возможных способов, мы с Тик-Током считали, что Келлар – готовый случай для психиатра, но мы оба в общем-то с удовольствием работали с его лошадьми.

– Если Корин предложит вам, – спросил я Тик-Тока, когда мы брали седла и шлемы, готовясь взвеситься перед заездом, – вы возьмете работу Арта?

– Если предложит – да, – усмехнулся Тик-Ток. – Но Келлар не собирается беспокоить меня в будущем. – Он поднял глаза к потолку, тонкогубый широкий рот растянулся в беззаботную ухмылку. Ясное, почти агрессивное душевное здоровье отражалось в каждой черте его худощавого лица, и в этот момент он показался мне человеком, родившимся слишком рано. Он был такой, каким мне рисуется, человек двадцать первого столетия, необыкновенно жизнеспособный, любознательно-наивный, без тени апатичности, злобности или жадности. В его присутствии я чувствовал себя старым. Ему было девятнадцать.

Мы вместе вышли на парадный круг.

– Улыбку на тридцать два зуба, – бросил он. – Глаз

мира обшаривает наш путь.

Я посмотрел вверх. Телевизионная камера со своей продуваемой всеми ветрами площадки, когда мимо проводили по кругу серую лошадь, направила на нас квадратную морду. Камера чуть-чуть задержалась и двинулась дальше.

– Я забыл, что мы на виду, – безразлично заметил я.

– О да, – ехидное выражение появилось в глазах Тик-Тока, – сам великий человек тоже здесь, единственный и неповторимый Кемп-Лоур. Человек-воздушный шар.

– Что вы имеете в виду?

– Быстрый взлет. И наполненность горячим воздухом. Но богатый человек и со вкусом. Бодрящий. аромат, свежий и хрустящий.

Я засмеялся. Мы подошли к Корину, и он начал давать нам обоим указания, как провести заезд. Кобыла Тик-Тока была на хорошем счету, я, как обычно, работал с лошадью, от которой мало чего ожидали, и совершенно правильно. Мы долго плелись в хвосте, и я видел по номерам, появившимся на табло, что другая лошадь Корина победила.

Корин, Тик-Ток и владелец лошади образовали кружок вокруг победительницы и обменивались взаимным восхищением. Когда я проходил в весовую с седлом под мышкой, Корин схватил меня за руку и попросил сразу же вернуться и рассказать, как вела себя лошадь во время заезда.

Вернувшись, я увидел, что он разговаривает с человеком, стоявшим спиной ко мне. Я остановился неподалеку, не желая мешать их беседе, но Корин, заметив меня, взмахом руки подозвал к себе. Человек обернулся. Ему было чуть за тридцать, решил я. Среднего роста, стройный, с приятными чертами лица и светлыми волосами. Никогда не перестаешь приходить в замешательство, встретив первый раз во плоти человека, чье лицо знакомо, будто лицо родного брата. Передо мной стоял Морис Кемп-Лоур.

Телевидение не льстит никому. Оно делает фигуру толще, а личность банальнее, поэтому, чтобы сиять с маленького экрана, в реальной жизни человек должен быть буквально раскаленным добела. И Кемп-Лоур не был исключением. Очарование, которое исходило от его программ, становилось совершенно неотразимым в реальной жизни. Его рукопожатие было быстрым и сильным, его улыбка заразительной и теплой, излучающей восхищение от встречи со мной. Но даже в тот момент, когда я улыбался в ответ и пожимал руку, я осознавал, что эффект, который он произвел на меня, рассчитан. Все на продажу. Хорошие интервьюеры знают, как вызвать доверие в людях, чтобы они раскрылись, как бутон, и Кемп-Лоур, конечно, мастер своего дела. В его программах скучные люди сверкали остроумием, молчаливые – красноречием, догматики – гибкостью ума.

– Я видел, что вы проиграли этот заезд, – проговорил он. – Плохой день.

– Плохая лошадь, – возразил Корин и расплылся в улыбке, обретя юмор в присутствии телекомментатора.

– Я бы хотел как-нибудь сделать программу, если вы простите меня, с жокеем-неудачником. – Широкая улыбка смягчила жало его слов. – Или, вернее, с жокеем, который пока не добился успеха? – Его голубые глаза засверкали. – Не согласились бы вы прийти выступить в моей передаче и рассказать зрителям, какую жизнь вы ведете? Финансовое положение, надежда на удачу в очередной скачке, безопасность… такого рода детали. Просто показать публике обратную сторону медали. Она знает все о крупных владельцах конюшен, больших ставках и жокеях, которые выигрывают важнейшие скачки. А я хочу показать, как ухитряется жить жокей, который редко выигрывает даже на незначительных соревнованиях. Жокей, живущий на нерегулярные вознаграждения. – Он тепло улыбнулся. – Вы расскажете?

– Да, конечно, – согласился я. – Но мой случай совсем нетипичный. Я…

Он перебил меня:

– Не говорите мне ничего сейчас. Я достаточно слышал о вашей карьере и считаю, что вы подходите для моего замысла. Я всегда предпочитаю не знать ответа на мои своеобразные вопросы, пока мы не окажемся в прямом эфире. Это делает передачу непосредственнее. Если мы с моими приглашенными будем репетировать то, что скажем в программе, передача получится скучной и неубедительной. Я пошлю Вам список примерных вопросов, которые собираюсь задать, и вы можете подумать над ответами. Хорошо?

– Да, – согласился я. – Пусть будет так.

– Прекрасно. Тогда в следующую пятницу. Программа идет в эфир в девять часов. Приходите в студию в семь тридцать, вы сможете? Вот эта карточка поможет вам попасть туда. – Он протянул карточку, на которой большими буквами было напечатано на одной стороне «Юниверсл телекаст», а на другой – упрощенная карта Уайлсдена.

– И кстати, будет, конечно, гонорар и возмещение всех расходов. – Он приветливо улыбнулся, показывая мне, что знает, как делаются интересные новости.