– Весьма кстати…

– Бывают в жизни совпадения…

– Я узнала твой голос. – Отступать Габрисия не желала. – Или ты и в глухоте меня обвинишь?

– Разве я тебя хоть в чем-то обвиняю? А голос… мало ли схожих голосов… я понимаю, – Богуслава поднялась, – очень понимаю твою обиду… и клянусь всем светлым, что есть в моей душе, что невиновна…

…она обняла Габрисию, и когда та попыталась отстраниться, не позволила.

– Тебя глубоко ранило предательство жениха. Верю, что ты застала его с кем-то…

Она поглаживала Габрисию по плечу.

– Но не со мной… Габи, ты радоваться должна…

– Чему?

Габрисия успокоилась, что тоже было несколько странно.

– Тому, что не успела выйти за него замуж. До свадьбы, после… он бы предал тебя… посмотри, какой ты стала…

Богуслава развернула давнюю приятельницу к зеркалу.

– Ты красавица… ты достойна много большего, чем то ничтожество… – Она обошла Габрисию сзади и, наклонившись, прижавшись щека к щеке, смотрела уже на ее отражение. – Ты с легкостью найдешь себе нового жениха… и уж он-то сумеет оценить сокровище, которое ему досталось…

Габрисия смотрела на собственное отражение.

А то плыло, черты лица менялись…

…она и вправду была потрясающе некрасива: длинноноса и узкогуба, с близко посаженными глазами, с тяжелым подбородком, со сросшимися бровями, какими-то непомерно темными, точно кто-то прочертил по лицу ее линию.

Габрисия всхлипнула и зажмурилась.

– Это все в прошлом, дорогая… все в прошлом, – пропела на ухо Богуслава, отпуская жертву. – Мы так давно не виделись… и я готова признать, что ты несказанно похорошела! Не иначе, чудо случилось!

– А то, – громко сказала панночка Тиана. – Вот у нас в Подкозельске был случай один. Не, я сама-то не видела, но мне дядечкина жена рассказывала. А она хоть та еще змеюка, но врать не станет. У ее приятельницы дочка росла. Такая некрасивая, что прям страх брал! От нее кони и то шарахались, и чем дальше, тем хуже… кони-то что, скотина бессловесная, шоры надел и езжай себе, куда душе угодно. Женихи – дело иное… женихи-то с шорами ходить несогласныя были.

Лизанька громко фыркнула и письмо вытащила. Мелькнула игла в пальцах Ядзиты… и Эржбета открыла книжицу…

– …так когда ей шестнадцать исполнилося, то родители повезли ее в Познаньск, в храм Иржены-заступницы за благословением. Много отдали! Но помогло! Кони шарахаться перестали…

– Надо же… какой прогресс.

Богуслава отступила, а Габрисия как стояла, так и осталась, устремив невидящий взгляд в зеркало…

– А с женихами что? – поинтересовалась Эржбета, прикусывая самопишущее перышко.

– У кого?

– У дочери знакомой вашей тетки.

– А… ничего… приданое хорошее положили, и нашелся охотник.

– Приданое… приданое – это так неромантично…

– Зато реалистично, – подала голос Мазена, которая сидела с книгой, но уже не читала, гладила обложку. – Без денег никакая красота не поможет…

– Не скажи. – Эржбета вертела в пальцах изрядно погрызенное писало. – Истинная любовь…

– Выдумка.

– Почему?

– Потому. – Мазена книгу все-таки закрыла и поднялась. – Надолго ли хватит этой, истинной любви, если жить придется в хижине, а носить рванину? Работать от рассвета до заката, питаться пустой пшенкою.

– Ненавижу пшенку, – решительно вступила в беседу Лизанька. – Мне ее бабушка всегда варила. И масла клала щедро… а я масло не люблю…

– Что ж, – Мазена снисходительно улыбнулась, – если вы по истинной любви выйдете замуж за проходимца, который просадит ваше приданое в карты, то пшенку вы будете есть пустую. Без масла.

Лизанька обиженно поджала губы.

– Я говорю об истинной любви, которая настоящая, – сочла нужным уточнить Эржбета, – взаимная.

Но Мазену не так-то легко было заставить отступиться.

– Можно и так. Тогда пшенку будете есть оба. Взаимная любовь, сколь бы сильна она ни была, не гарантирует ни счастья, ни… отсутствия у избранника недостатков. Поэтому любовь любовью, а приданое – приданым. И желательно, чтобы в контракте оговаривалась девичья доля.

– В каком контракте?

– Брачном.

– Нет, – решительно отмахнулась от ценного замечания Эржбета, – контракт… это совсем неромантично.

На сей раз спорить с нею не стали, и лишь Лизанька, подвинувшись поближе, поинтересовалась: