– Ладно, времени терять нельзя, – сказал Мартин Ретцов. – Завтра ночью.

– Что, так скоро?

Мартин улыбнулся.

– Нам надо украсть двух жеребых кобыл. Одна из них вот-вот ожеребится. Когда это произойдет, она должна быть уже в надежном месте.

Джонни Дьюк удивился:

– А почему бы не взять хороших призовых скакунов?

– Их слишком легко вычислить. Татуировки, регистрационные карточки… Но жеребят, да еще новорожденных – кто их признает? Поэтому мы берем высококлассную кобылу, которая носит жеребенка от одного из лучших производителей, увозим ее подальше и продаем какому-нибудь владельцу или тренеру, который рад будет получить жеребенка голубых кровей за половину той цены, в которую он обошелся бы ему на аукционе. Этого жеребенка вскоре после рождения подменяют на какого-нибудь другого, регистрируют и метят уже в новом качестве. Владелец знает, кто это такой на самом деле, и потому сперва выставляет его на скачки, а потом оставляет на племя. Некоторые из моих клиентов в прошлом сделали миллионы на таких жеребятках. А я получаю только небольшой процент.

Джонни Дьюк слушал его, разинув рот.

– Это тебе не по карманам лазить, – с гордостью сказал Мартин Ретцов. – Это все равно что украсть «Мону Лизу». Все надо рассчитать заранее.

– А куда потом девают племенную кобылу? И другого жеребенка?

– Кое-кто из моих клиентов имеет совесть. Для таких я забираю кобылу с жеребенком и подбрасываю на любое удобное поле. За соответствующую плату, конечно. Если владелец поля окажется человеком порядочным, кобылу опознают и отправят к хозяину.

Джонни не стал спрашивать, что бывает, если клиент совести не имеет. Он только сглотнул.

– А у вас уже есть покупатель на тех двух кобыл, которых мы должны украсть завтра? – спросил он.

– А как же! Леонардо да Винчи с бухты-барахты не воруют. – Мартин Ретцов рассмеялся, продемонстрировав ряд крепких зубов. – Когда мы заберем кобыл, я скажу тебе, куда ехать. Поедешь один. Потом привезешь деньги.

Джонни Дьюк снова удивился:

– Вы мне верите?

– А вот тогда и узнаем.

На следующий вечер, когда начало темнеть, они забрали недавно купленную машину и присоединили к ней прицеп. Мартину Ретцову стоило немалого труда развернуться в маленьком дворике, куда выходили двери гаражей, и Джонни, желая помочь, зашел сзади прицепа, чтобы говорить, сколько места осталось для маневра.

– Уберись оттуда! – рявкнул Мартин. – Немедленно!

Мартин выпрыгнул из машины, и Джонни увидел, что он весь дрожит.

– Я только хотел… – начал парень.

– Никогда не заходи в зад прицепу! Понял? Ни-ко-гда!

– Ну ладно, ладно. Как скажете.

Мартин Ретцов перевел дыхание и вытер вспотевшие ладони о штаны. Он сам ужаснулся тому, насколько его это взволновало. «Три года, – подумал он, – а кажется, будто все это было вчера». Может, лучше бросить это дело, раз у него нервы ни к черту? Может быть, он целых три года тянул с возвращением к своему ремеслу именно потому, что в глубине души боялся снова браться за него?

Ретцов облизнул пересохшие губы. Сердцебиение потихоньку успокаивалось. На этот раз засады не будет. В тот раз предполагаемый клиент заложил его полиции, но тут все надежно. Этот клиент уже трижды покупал у него жеребят высокого класса и очень обрадовался, узнав, что можно получить еще двух. Мартин Ретцов снова сел в машину, и Джонни устроился рядом.

– В чем дело-то? – спросил Джонни.

– Я однажды видел несчастный случай. Человек попал под фургон.

– А-а!

Мартин Ретцов не стал рассказывать подробности, но они стояли у него перед глазами. Засада. Отец не успел еще забраться в кабину фургона, когда впереди вспыхнули полицейские мигалки. Мартину необходимо было сдать назад на пару ярдов, чтобы проехать в промежуток, оставшийся между полицейскими машинами и изгородью. Он снял машину с тормоза, нажал на акселератор, рванул назад… Мартин никогда не забудет страшного вопля отца. Никогда.

Вопль был короткий и тут же оборвался. Мартин выскочил из кабины, увидел колесо, вдавившееся в мягкий живот, увидел кровь, хлещущую изо рта умирающего, – и другого человека, полицейского. Полицейский стоял рядом и смотрел – он даже не шелохнулся, чтобы помочь.

– Помогите ему! – отчаянно заорал Ретцов.

– Сам и помогай.

Он в панике вскочил в кабину, схватился за рычаг, не чувствуя собственной руки, уже зная, что отец мертв.

Мертв. Не поможешь, не спасешь, ничего не сделаешь…

Мартин съехал с раздавленного тела и помчался вперед. Он застал полицию врасплох. Он проехал две мили, гоня со скоростью шестьдесят пять миль в час, и задолго до того, как полиция догнала фургон, выскочил из машины, бросив ее на обочине, и скрылся в лесу.

Его имени полицейские не знали. У Мартина хватало ума не называть себя клиентам. Полицейские видели его только раз, мельком – и то в состоянии паники, а этого, конечно, было недостаточно. Так что ускользнуть и скрыться оказалось проще всего.