Он был нарочито груб с прекрасной невестой, ставшей ему женой. Он не обращал на нее внимания, избегал исполнения прямых супружеских обязанностей, вообще старался не подходить к ней на выстрел лучшего лучника. Жена, так и остававшаяся девой, долгие дни, потом месяцы, потом годы ждала нерадивого мужа, не смея даже подумать об измене. Она тайком плакала в одинокой постели, утром умудрялась-таки скрыть следы ночных горестей, а вечером, на приемах и тихих семейных ужинах блистала своей неземной красотой.

А потом она умерла. Так же внезапно, как и все предыдущие девушки. Фрей не мог понять, что могло произойти. Он приходил в их совместную спальню, ставшую лишь ее комнатой, сидел, понурившись, в кресле и корил себя за то, что не отказался от невесты, когда это еще было возможно. Четвертая смерть! В какой-то момент ему даже показалось, что он начинает сходить с ума. Они являлись ему, стояли и укоризненно смотрели, будто ждали объяснений, до тех пор, пока Фрей не нашел спрятанный в будуаре жены ее девичий дневник. Первым порывом было выбросить эту надушенную книжицу в огонь камина, но потом он все же решился взглянуть, чем же жила его супруга в последние годы.

«…Мне даже кажется, что его подменили. Ведь когда-то он был весел и нежен. А его пальцы… Меня бросает в дрожь, как вспоминаю их. Как он прикасался к моим рукам… Его губы… А как озорно он подмигивал, косясь на отца! Я думала, что буду счастливейшей из всех замужних дам Светлого леса…»

«Леди Кларисия уж так напрашивалась ко мне в гости. Но я отказала ей. Она теперь в свете говорит: „Замуж вышла и все: прежняя дружба забыта“. Она, наверное, считает, что я счастлива и не хочу делиться своими радостями. А я просто не хочу, чтобы она видела моего мужа, его холодность, его ненависть».

«О, Богини! Говорят, он стал таким, после смерти девушек. Значит, он лгал мне, что никого кроме меня не любит? Он любил одну из них! И теперь его сердце разбито! И мое тоже!»

«Он даже не вспомнил о моем дне наречения! Не поздравил… Это просто невежливо! Если бы не старый лорд… Он по-настоящему добр ко мне, он понимает, как мне сложно, он порицает сына…»

«Старый лорд вновь пригласил меня на конную прогулку. Впервые за много-много месяцев мне было весело».

«Удивительно, почему его все называют „старый лорд“. Его зовут Лайонион! Какое чудесное имя! И совсем он не старый. Седина его не портит… Даже наоборот… Он такой добрый и честный, он настоящий лорд. Даже странно как-то, что Фрей является его сыном».

«Мы опять гуляли за стенами замка. Лайонион показывал мне сады Богинь! Мне кажется, что никто в этом замке так меня не понимает, как он. Какие глупые мысли лезут мне в голову!»

«Я не имею права так думать! Я не должна! Но как же мне жить дальше, если я его люблю? Если я люблю отца моего мужа!»

Эта запись была последней, сделанной, если верить дате под строками, вечером накануне смерти. Чернила размазались по странице, видимо, на них пролилась не одна дюжина слезинок. Фрей заскрипел зубами, вырвал страничку из дневника и бросился к отцу. Ревность смешалась с чувством потери. Он мог бы сдержаться, но не стал.

— Значит, ты решил меня заменить? — Фрей ворвался в кабинет отца с перекошенным от гнева лицом.

— В каком смысле, — старый лорд был совершенно спокоен.

— В каком? На — читай! — он сунул ему листок и оперся о крышку стола, ожидая, пока отец пробежит строчки дневника глазами.

— Я не понимаю тебя, сын… — спокойно и даже как-то презрительно начал старый лорд.

— Сын? Я тебе больше не сын. Ты поступил подло, и я вызываю тебя на суд Богинь!

Ритуальная фраза была произнесена. Хотел ли этого Фрей? Скорее всего, нет. Позже он жалел о сказанных в порыве ревности и горя словах, но изменить уже ничего не мог. В Светлом Лесу редко случались непримиримые споры между родственниками и одноплеменниками. Слишком неторопливой и размеренной была жизнь, слишком немногочисленными семьи. Да и к чему конфликты, если время всех рассудит и все расставит по местам. Благо, оно в запасе у эльфов имелось.

Но если уж случались такие скандалы, судьей на спор приглашались Богини. И эти слова не были просто красивым оборотом речи. После произнесения ритуального вызова, и тому, кто его кинул, и тому, кто его принял, давалось время до восхода солнца. Его же они должны были встретить в Храме Богинь. Те, кто видел происходящее со стороны, говорят, что когда враги заходят в Храм, его окутывает алое марево. Оно висит около получаса, а потом из Храма выходит только один. Тот, кто прав. Второй бесследно исчезает.

Фрей мучился сожалениями. Он понимал, что наговорил лишнего, но вернуть свои слова не мог. Он и шел в храм с твердым намерением просить Богинь простить отца, и забрать его, Фрея. Он и твердил это, когда их со старым лордом окутал красный туман. Но Богини решили иначе. Последнее, что слышал Фрей, было «Прости». А когда пелена спала, он оказался единственным, кто стоял перед алтарем.

С тех пор прошло почти сто лет, но ни о какой женитьбе новый Хранитель восточных границ даже не помышлял. А вот наследник ему действительно был нужен.