Шрифт:
“пастбища” для людей и на “пастбищах” людей будут сжигать огнем и дым черный осядет на земле”.—”Даврий, что ты имеешь в виду?”—”Я пока не знаю, что ответить, но думаю, что зло пока выше справедливости. Юлий, лично мне страшно видеть смерть, страшно и все. Ведь мы же рождены для чего-то”.—”Даврий, мне трудно что-либо сказать тебе, ведь я бывший военный и я убивал. Я думал, что это все так и надо. Прости меня, думаю, что я исправлюсь. Но учти, после этого случая, что произошел недавно с нами, я убью любого, кто поднимет руку на справедливого человека”.— “Юлий, понимаешь, убить, спасти — то одно дело, но мне кажется, человека нужно перевоспитать”.— “Даврий, мне это не понятно”.—”Что же здесь непонятного? На мой взгляд, человек рожден для продления рода и для любви, но происходит все наоборот: снова власть, деньги, нажива вершат нашей жизнью. А мы же являемся гладиаторами смерти в жизни. Убить человека сейчас ничего не стоит, а если задуматься чисто по-человечески, то сразу будет понятно, что каждый человек хочет жить, у него есть свои планы, он чего-то ждет, хочет жить лучше, чем жил. Конечно, я понимаю, что есть конченые люди, которые из-за денег пойдут на все”.—”Даврий, извини, но моя семья погибла не из-за власти и денег”.—”Да-да, Юлий, я все понимаю, но у нас времени в обрез, нам нужно идти к Тиверию. Давай одевайся, ибо тебя ждет впереди новая жизнь, в этом я ручаюсь. И я, как и обещал, помогу тебе во всем”.
Солнечный день приветствовал их своим теплом, они приближались ко дворцу Тивверия. Мысли у каждого были разные: Даврий радовался и был спокоен, Юлий нервничал, он чего-то боялся. И вот пред ними появился дворец Тиверия.
“Юлий, ну что, идем?”—”Сейчас, Даврий, дай я успокоюсь”.—”Да не волнуйся ты, ведь нас уже двое”.— “Все, я спокоен, идем”. Вошли во дворец, их встретили слуги. “Господа, входите, господин Тиверий ждет вас”. Они вошли в приемную палату Тиверия. Тиверий немедля подошел к Юлию. “Сотник, я очень много слышал о тебе, Даврий мне рассказал все то, что случилось с тобой, так что будь спокоен за себя. Рихав уже находится в темнице, и с сегодняшнего дня ты будешь жить в своем доме, но с одним условием, что ты снова станешь сотником, я тебя восстанавливаю. И вторая просьба: отблагодари Даврия за его неотразимую проницательность, ибо я ему поверил”. Юлий смотрел на Даврия, у него появились слезы. “Спасибо тебе, брат ты мой”, — подумал сотник. “Сотник, вы что плачете?”— “Да, господин, это слезы радости”. — “Что ж, тогда завтра чтобы вы были на службе, а сейчас вы свободны, идите”. Не успели они сделать несколько шагов, как услышали, Тиверий сказал: “Учтите, завтра Рихав будет отдан на съедение зверям”. — “Господин, — обратился Юлий,— простите его, не нужно его наказывать. А вот тех людей, которые хотели убить Даврия, накажите”.—”Что ж, пусть будет все по-вашему”.
“Да, это очень умные люди”, — подумал Тиверий.
“Юлий, скажи мне от души, ты доволен?” —”Даврий, дай я тебя обниму и, дай Бог, чтобы во все века были такие люди как ты, тем более, следователи. Все, идем домой”. — “Юлий, только не ко мне, мы идем с тобой в твой дом”. — “Прости меня, Даврий, но мне страшно”.— “Идем-идем, своего дома не нужно бояться, ибо в нем осталось тепло всей твоей семьи”.
Войдя в свой дом и не увидев там своей семьи. Юлий заплакал. Даврий тоже не удержался, у него потекли слезы. “Господи, я помог этому человеку, хотя поначалу я сомневался, но это все позади, а настоящее счастье, думаю, ждет Юлия впереди”. “Юлий, мне пора и мне без тебя будет трудно”.—”Даврий, не уходи, останься сегодня здесь, ибо мне трудно пока привыкнуть к новой обстановке”. — “Хорошо, тогда давай, Юлий…”—”Даврий, я все понял, сейчас в моих подвалах должно остаться вино”.—”Вот и хорошо, идем в подвал и сделаем выбор, и что выберем, то и выпьем. Но учти, Юлий, я буду пить только за одно, за то, чтобы ты снова обрел семью, ибо ты еще сравнительно молод и когда ты решишься на это, то не забудь и обо мне”.
— “Даврий, я там, даже находясь между светилами небесными, буду помнить о тебе”. — “Юлий, у тебя, можно сказать, начинается новая жизнь, и я прошу тебя быть настоящим воином, но не убийцей, помогай всем, ибо ты–-воин, своего рода помощник”.—”Я запомню твои слова на всю жизнь и завтра же дам тебе из своего легиона несколько воинов, чтобы они охраняли тебя”. — “Что ж, я не откажусь”. —”Так, идем из подвала в дом, а то мы как крысы в темноте”.
“Даврий, если ты не против, давай прямо сейчас идем на то место, где мы с тобой познакомились”.—”Знаешь, Юлий, это отличная идея. Идем, берем с собой вина и посидим с тобой на берегу Тибра, как настоящие люди”.— “Понимаешь, Даврий, после всех гонений я пройду улицами Рима с поднятой головой, ибо мне уже ничего не страшно”. Они приближались к реке.
“Юлий, а ты-то помнишь то место, где мы с тобой познакомились?”—”Да, я это место никогда не забуду, тем более, ты сидел на том месте, где лежали мои дети и жена моя. Вот здесь давай присядем и посмотрим на прекрасные волны, которые с каждой новой волной напоминают мне жизнь, ибо в каждой волне отображается какой-то момент жизни. Волна выходит на берег и своей силой смывает прибрежный песок в реку, и он навечно остается в водах реки”. — “Стой, Юлий, дальше не говори, я тебя понял, песок — это мы, люди, волны — сила реки, река — это хозяин, Бог волн и он все забирает себе и значит, что для песка настает иная жизнь, чем на берегу реки”. — “Ты правильно понял. Это мне напоминает звездное небо”. Даврий смотрел на Юлия. “А ты все-таки не только воин, а и философ. Юлий, что ж мы сидим, давай вино”. Они немного выпили. “Юлий, ты старше меня и намного, ответь мне, где ты научился так драться?”. — “Это не секрет, у крепостных гладиаторов, они меня учили, но до конца не довели свое дело, ибо многие из них погибли”. Даврии невольно подумал: “Может быть, все может быть, я тогда еще ребенком был, видел бой гладиаторов, но тебя среди них я не помню”. “Даврий, о чем ты подумал?” — “О тебе и о бое гладиаторов”. — “Нет, я же тебе говорил, что я из легиона смерти, но не гладиатор, и выходил на бой только ради своего интереса, даже зная о том, что если я проиграю бой, то я останусь жив,
а крепостного раба-гладиатора могли бросить на съедение зверям. Конечно, это зрелище было не одно из приятных, но было и другое. Два раба-гладиатора бились насмерть, и один из них умирал…” — “Юлий, я это видел и не хочу вспоминать больше. Думаю, что на пути моей жизни много встречу смертей и вот знаешь, Юлий, меня что-то в общем беспокоит, даже во сне. Я вижу собаку, которая говорит мне, что я ей друг, вижу нечто другое”. — “Даврий, ты видишь иной мир и возлюби его, ибо он есть”.—”Юлий, я извинялся уже перед тобой, но пойми меня, я и верю и не верю в этот мир иной”.—”Даврий, нужно во все верить. Хорошо, давай лучше будем смотреть на приходящие волны. Мне нравится смотреть на это, я бы всю жизнь смотрел”.— “Будем смотреть, может, в этих волнах мы что-то увидим свое и изберем для себя, конечно, я думаю, не смерть, но что-то достойное нашей жизни”.
ДВОРЕЦ ИРОДА. “Соломия!”— Мама, я здесь”.—”У меня к тебе есть одна просьба”.—”Тебе нужно что-то сшить?”—”Да нет, помнишь ли ты того назарянина, что приходил к Антипе?”—”Да, мама, помню, но это же нищий был”.— Дочь моя, запомни, это мы нищие в духе своем пред ним, он же сейчас восходит на вершину, а наша семья, оказывается, уже находится у подножия той вершины, и нам нужно с тобой что-то решить по поводу того ненормального”.—”Мама, но что я смогу сделать против того человека?”—”А вот сейчас идем в опочивальню и все обсудим, но учти, чтобы Антипа об этом ничего не знал”.—”Мама, я боюсь, но я согласна”.
В другой палате шел разговор Антипы с представителями Рима. Константина и Александра интересовала не так жизнь империи, как они хотели получить какую-либо информацию о пророках. У них у каждого были свои вопросы к Ироду. Первым начал Константин: “Господин, мы там, в Риме, наслышаны о ваших пророках. Есть ли они на самом деле в вашем царстве? Вы можете не отвечать, но нам просто интересно знать, это не связано с нашей службой”. Антипа, опустив голову, сказал: “Да, есть, и с одним я уже встречался”. — “Господин, и что, на ваш взгляд, он действительно пророк?” Антипа, немного подумав, ответил: “Он очень умен, и я думаю, что он не от мира сего”. Александр засмеялся. “Господин, а мы от мира какого?”—”А вы сами постарайтесь ответить на свой вопрос”. —”Александр, ладно-ладно, не будем вздорить, ибо в пророках есть смысл, они несут нечто новое для нашего общества, потому что мы движемся вперед с жизнью нашей. Но, на мой взгляд, никакой пророк не опередит денежную власть, ибо если у него хранилище пусто, пусть он даже и умен, но он никто и ничего не стоит”. — “Господин, не говорите вздор, посмотрите на себя, на птиц и на облака. Чего они стоят?” — “Для нас ничего”. — “Но это все кто-то сотворил, и за этим кто-то присматривает, как за нами присматривали родители”. — “Константин, лично ты бы согласился быть одним из них?”—”Мне этого не дано, я член сената”. — “Вот то-то, ты член сената, а они, хотя я против, эти пророки являются от другого сената, думаю, что от чисто Божьего. Вот пред нами сидит царь…” — “Я действительно вижу перед собой царя, а ты глаголишь о нищих, которые возносят свою нищету, как царскую благодать. Пойми, где истина”.—”Александр, ответь мне, откуда взялись, точнее говоря, появились твои родители?”—”А ты откуда?”— “Ты не понял меня. Пойми, ведь было начало и кто-то за этим следит. И, судя по всему, тот кто следит за нами, посылает на нашу Землю проверяющих, или пророков. Точно так, как послали нас сюда наши власти”.”Константин, а в тебе что-то есть”.— “Да не во мне, пойми, а в нашем разуме все это находится, и разум дан нам не зря”.