— Ты представляешь, за мной было просто море огня. А крики их даже с высоты слышал. На У-2 при планировании мотор почти не гудит, поэтому вопли снизу до сих пор в ушах стоят. — Майор передёрнулся и продолжил: — Сейчас двое наших умельцев твою смесь начали заготавливать в больших количествах. Как там ты её называл? Попан?

— Напалм. И если его в заводских условиях делать, с добавкой ещё кое-каких веществ, то эффект будет гораздо круче!

— Куда уж круче!

Лётчик покачал головой и, попрощавшись, пошёл докладываться своему начальству о ночном погроме. Эк его впечатлило. Да, наверное, любого бы впечатлило не меньше. Ну, теперь держись, немчура! Как клопов выжигать будем. Одно только расстраивало, напалм был так прост в изготовлении, что фрицы максимум месяца через два будут знать состав смеси. Потом уже нам придётся солоно. Значит, надо как можно быстрее и на всю катушку использовать эффект внезапности. Причём, наверное, поливать огнём не пехтуру, хоть это было бы и логично, а постараться уничтожить как можно больше вражеских самолётов на аэродромах. Потери, конечно, у нас будут страшные, но появится шанс лишить немцев господства в воздухе. Тогда они напалм пусть хоть вручную из клизмы плещут на нашу пехоту — большие потери в самолётах компенсировать быстро не получится. Написав очередную докладную записку, я пошёл к Колычеву. А тот уже собирался послать за мной. Столкнувшись с порученцем в дверях, протёк мимо него в кабинет к начальству. Иван Петрович, увидев меня, нехорошо улыбнулся и, не пригласив сесть, сам поднялся навстречу.

— Ну, здравствуй, орелик…

Блин! На этот раз что не слава богу? Я такие улыбочки знаю, сейчас за что-нибудь втык давать будет. Хотя за последний день косяков за мной явно никаких не прослеживается. Командир же, подойдя вплотную, аккуратно поправил мне воротник, а потом, ухватив за шиворот, начал трясти как грушу, приговаривая:

— До каких пор? Я спрашиваю, до каких пор я о твоих похождениях буду узнавать последним?! Я тебе командир или так — погулять вышел?

— Командир, товарищ полковник!

Осторожно отцепившись от буйствующего начальства, задал встречный вопрос:

— А что случилось-то? И если вы о том, что ночью с генеральской эмки свистнули ящик сгущёнки, то сразу говорю — это не я. Да и ящик на благое дело пошёл, в детский дом, что сейчас в школе расположился. Но всё равно — это не я.

Похоже, удалось сбить Колычева с панталыку. Запал у него вроде кончился, и он теперь судорожно пытается сообразить, о чём это я вообще говорю.

— Какой детский дом, какая сгущёнка? Ты мне мозги не канифоль! Отвечай — вчера к лётчикам ездил?

Во вопросики подкидывает… Сам же меня вчера у летунов по рации нашёл, а сегодня что, уже забыл? Или это риторический вопрос?

— Так точно!

— И что ты там сотворил опять? Что это за напал?

— Напалм, — автоматически поправил я.

— Да хоть запал! Почему всё мимо меня прошло? Ты хоть понимаешь, дурья твоя башка, что мне пришлось с утра пораньше к ним конвойную роту посылать?

Эээ… я завис…

— Конвойников-то зачем?

— И не только конвойников, там ещё и контрразведчики теперь всех шерстят. Ты понимаешь — всех! Всех, кто мог видеть, из чего и как приготавливается твоя дьявольская смесь, я приказал изолировать. А видела это целая толпа народу. Это же почти весь истребительный полк по моему приказу теперь сидит у себя в расположении и готовится к отправке в глубокий тыл. Одна надежда, что там их немецкая разведка не найдёт. Ты хоть понимаешь, что значит такое слово «секретность»?

Вот, блин, попал… Про это я и не подумал. То есть подумал, но уже позже, когда всё произошло… Ни фига себе, целый полк. Мне стало не по себе, и я спросил:

— И как же теперь быть? Ещё пару дней такая погода простоит, а потом ведь ясно будет, высохнет всё. Как же мы без авиации?

— Раньше надо было думать!

Полковник наконец сел за стол и закурил. Несколько секунд глядел на меня сквозь клубы дыма, а потом буркнул:

— Садись, чего стоишь.

Усевшись, я достал из планшетки докладную и положил её перед командиром.

— Что это?

— Здесь указан состав смеси и ингредиенты для её улучшения при производстве в заводских условиях. А то, что я сейчас сделал из подручных средств, — детский сад получился по сравнению с тем, что должно быть. Ну и ещё кое-какие мысли…

— А раньше?! Раньше ты не мог мне всё это показать?

Колычев опять начал заводиться. Тут уж и я не выдержал:

— Да я сам такого эффекта не ожидал! Иван Петрович, я ведь просто попробовать хотел, а потом уже вам докладывать! А про секретность и не подумал даже, в запале.

— Не подумал, потому что мозгов нет.

Но вроде командир начал успокаиваться. Видно, проникся искренностью моего вопля. Прикурив от окурка следующую папиросу, он начал читать докладную записку. Дочитав, встал и прошёлся по кабинету. Повернувшись ко мне, уже вполне спокойно сказал:

— Ночью придут два самолёта с новыми лётчиками и техниками. Этой же ночью повезут на Большую землю местных летунов. Ты полетишь с ними. И полковник Середа с Зальмутом тоже. Из этого немца мы выжали все, теперь его нужно переправить в Москву. Середа повезёт документы и наши выкладки. Будешь их сопровождать.

— А как доедут, мне сразу назад?

Колычев хитренько улыбнулся и показал мне дулю.

— Вас, разгильдяй, вызывают персонально. Так что там тебя встретят.

Потом, критически оглядев меня, добавил:

— И оденься нормально! Что это такое — красный командир, а вечно как шаромыжник ходит. Вот что ты с галифе сделал?

На провокационные вопросы я не отвечаю из принципа, поэтому только вытянулся по стойке смирно и козырнул:

— Есть одеться нормально! Разрешите идти?