Первое, что мы сделали, – отодвинули письменный стол и отодрали плинтус. Под ним оказалось выдолбленное в половой доске углубление – как раз такое, чтобы влезли четки. Никаких бумаг или иных носителей информации не нашлось. Хотя я бы не удивился, увидев флешку или Си-Ди: мало ли что мог притащить этот профессор из будущего?

Но, увы. Ничего под плинтусом не нашлось. Я было приуныл, но тут Николка вспомнил про тайник на кухне – про тот, где лежал сейчас перцовый баллончик. Оказывается, он даже толком не обследовал этот схрон. Так, рукой пошарил – и все. Да и на кухне все время либо Марьяна, либо тетя Оля – так что обследование откладывалось. Правда, ненадолго. Николка сказал, завтра тетя Оля будто пойдет с младшей дочкой, Настенькой, к портнихе, а Марьяна обычно после одиннадцати утра ходит на рынок. Отец с Маринкой будут в гимназии, значит, квартира будет пуста. Николке остается только смыться из гимназии – и мы спокойно обшарим тайничок. А если придется – то и другие поищем, времени хватит.

На том и порешили. Я засобирался домой, а перед уходом передал Василию Петровичу послание от отца. Он собирался воспользоваться приглашением Николкиного дяди и заглянуть к Овчинниковым – обсудить аренду квартиры.

Ну вот. Договоренность состоялась, и мы с Николкой отправились во двор; он провожал меня до заветной подворотни. По дороге мы еще кое о чем условились – ну да об этом, пожалуй, потом.

Увидев выходящих из дома Овчинниковых инспектора с квартальным, Яша, полтора часа кряду подпиравший стену дома напротив, покинул пост. И прекрасно расслышал, как городовой на ходу раздраженно выговаривал инспектору.

Яша все утро искал гимназиста, с которым встретились давеча его подопечные. Зачем? А очень просто – узнав, что Яша упустил странных посетителей, старик Ройзман закатил юноше сцену, пообещал отправить его назад в Винницу, учиться на портного, обозвал шлемазлом [78] и под конец потребовал, чтобы Яша хоть вдребезги разбился, а отыскал пропажу!

Вот Яша и стаптывал ноги по окрестностям Гороховской в поисках давешнего гимназиста. Мальчик был единственной ниточкой к загадочным гостям Ройзмана, так что ничего другого Яше не оставалось.

К трем часам дня юноше наконец повезло – произошла одна из тех случайностей, о которых любят писать беллетристы. Когда он уже потерял надежду и решил вернуться в лавку – каяться в очередной неудаче, – искомый гимназист сам появился из-за угла! Мальчик спешил домой, копаясь на бегу в карманах.

Стычку Николки с Кувшиновым и его шайкой Яша разглядел прекрасно. Он видел, как хулиганы ринулись на гимназиста; тот вскинул руку – и трое недругов с воплями повалились на мостовую. И когда Николка побежал прочь, Яша последовал за ним и – вторая удача! – чуть не лицом к лицу столкнулся с тем самым мальчиком, что вчера заходил с отцом в часовую лавку.

Оставалась самая малость – постоять немного возле дома. Что Яша и сделал, став свидетелем визита к Овчинниковым двух казенных чинов. И вот теперь шагал за ними, пытаясь уловить обрывки разговора.

Впрочем, преследование продолжалось недолго. Надо было проследить за незнакомым подростком – и Яша, предоставив квартального и гимназического инспектора своей судьбе, повернул назад.

– Ну вот, я же говорил! – Ваня разглаживал на Николкином столе коричневатый листок размером примерно с лист А4. – И Жюль Верн тоже может пригодиться!

Мальчики заявились на кухню Овчинниковых сразу после того, как на часах в гостиной пробило полдень. Николка оказался прав – в доме никого не было. Николка дождался, когда Марьяна соберется на рынок, – и подал сигнал ожидавшему на улице Ване. Сигнал был дан в лучших традициях будущего – по рации. И уже через пять минут мальчики обшаривали нишу за обоями на кухне Овчинниковых.

Искомое нашлось не сразу. Когда Ваня (он был повыше, а потому и встал на табурет; Николка маялся внизу и переживал) засунул руку в тайник, он не нашарил там ничего, кроме баллончика. Ваня совсем было уже собрался спрыгнуть с табурета, но решил для очистки совести ощупать стенки ниши. И – о чудо! – задняя стенка подалась; за ней оказался коричневатый, сложенный в несколько раз листок.

Рассмотрев его, Николка заявил, что это не бумага, а пергамент. Материал листка и правда больше походил на очень тонкую, шершавую кожу – стоило слегка помять его в пальцах, как он растягивался, демонстрируя несвойственную бумаге эластичность.

Обе стороны листка были густо покрыты надписями и знаками. Если одна сторона была исписана строчками букв непонятного алфавита, то на другой, кроме того, было что-то вроде схемы какого-то сооружения. Николка, изучив рисунок, сказал, что это, скорее всего, церковь. Схема была испещрена значками и надписями, составленными из тех же букв, что и текст на оборотной стороне пергамента.

Устроившись в комнате Николки, Ваня старательно разгладил листок на столе, а потом несколько раз сфотографировал с обеих сторон. Потом находка была упакована в папку из чрезвычайно прочной прозрачной зеленоватой пленки – Николка видел такие в двадцать первом веке. Ваня называл их файлами.

Гимназист вертел файл с загадочным пергаментом в руках, разглядывая надписи сквозь прозрачную пленку, и гадал – что за приключения сулит им эта находка? Мальчик думал о том, как ему повезло: уже три дня, как он живет в другом мире и думает о вещах, которые всем остальным жителям его мира – да что там, двух миров! – и в голову прийти не могут.