Шрифт:
* * *
Зимой город спиткрепким беспробудным сном,словно здесь, как бойкот,объявлен «мёртвый сезон».Я добровольно ухожу,выдыхая табачный дымсерыми спутанными клубками,в озон городских улици убедительно-любезно прошу:«Меня не провожать!»«Провожатые»страшно обижаются,но быстро смирившись,оставляют на моём левом плечегорькие тёплые капли«солёного дождя».Мой дальнейший путь следуетчерез Москву в Грозный.И было нас,таких «счастливчиков»,предостаточно,чтобы неминуемо превратитьсяиз «человека, право имеющего» [3] ,в пушечное мясо.И такая неудачная метаморфозабыла нам —простым российским пацанам —совсем несподручно.Самое удивительное,что это не импонирующее намкрылатое выражение,которое пошло в ходещё от самого Уильяма Шекспира,обозначающее солдатские массыобреченныена бессмысленное уничтожение.Нам, «солдатам удачи»,Людям, твердо полагающимсятолько на госпожу Фортуну,гамлетовское «быть или не быть»больше подходило!3
См. роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».
* * *
– Стреляй первым,или ты или он,третьего не дано! —назидательно повторяеттоварищ военком.Утром по местному радиопередают последние сводкипо убитым и раненымв федеральных войскахза истекшие сутки.Они откровенно блефуют,и я чётко знаю,что число пострадавшихсильно занижено.Только в сто первом полкупотерь было в два раза больше!Здесь только непролазная грязь,кровь и смерть,кровь и смерть.– Я вас туда не посылал! —кричит товарищ военком,брызгая на меня«ядовитой» слюной.И мы были здесь, в Чечне,в Грозном, в Ханкале,Хасавюрте, Гудермесе,Урус-Мартане, Первомайском,безнадёжно потерянные,никому не нужные,нелюбимые дети своей страны.В голове постоянно крутитсяодин и тот жериторический вопрос:«А кем будем мы,когда вернёмся домой?»У нас просто-напростоне хватило денег,чтобы откупитьсяот этой бесполезной,навязанной намгрязной политической войны,только и всего!Да, у нас богатоекровавое прошлое,сомнительное настоящееи будущее,которого просто нет! * * *
Наши стреляют!Боже, ну какие идиоты,по своим же стреляют,сволочи!Выпили для храбростии давай «жарить»боевыми снарядаминаши тощие,и без того рваные зады.Да я и сам молодец!Во мне самом поётпол-литра «Пшеничной».Ну как тутоставаться трезвым,когда того и гляди тебя убьютлибо чечены, либо свои?!Ну как тут не пить горькую,когда вокруг смерть, разруха, хаос! * * *
Собака седая вся,словно в строительной пыли,подбежала и тянет за рукав:«Пошли, пошли!»Я неохотно потянулсяследом за ней,пригнувшисьот свистящих снарядов,пролетающихнад моей головой.В метрах трёхстахвижу разрушенный дом.Он сложился,будто карточный,после вчерашнейночной бомбежки.Собака началабеспокойно лаятьи нетерпеливо, нервнопрыгать вокруг меня,указывая на «место».Я подошёл ближек бесформеннымтлеющим развалинами стал внимательноприслушиватьсяк «пещерным» звукамэтого каменного хаоса.В глубине никтоне кричал и не плакал. * * *
«Странный сонсо среды на четвергили с субботына воскресенье,в котором вы носитебелые чулки,говорит о том,что в ближайшем будущемвас свалит тяжкий недуг», —говорится в сонникеболгарскойпровидицы Вангелии.Ходила у насодна страшная легендапро женщин-снайперов,которые состоялив особомвражеском подразделениипод кодовым названием«Белые чулки».Так живописно окрестилидевушек-наёмниц,входящих в его состав,из-за цвета спортивного трико.Говорят, что это бывшиеспортсменки-биатлонисткииз развалившегося ужек тому времениСоветского Союза.– Только никакихзнаков отличия! —предупреждаетглавнокомандующий«Звезды»-то намчеченские снайперыздесь не разрешают носить!Первыми офицеров «снимают»!Только по возрастуда по густой щетинемы их и различаемв этой кровавой сваре.Высшее же начальствов основномзанималось «симбурдой» —симуляцией бурной деятельности,щеголяяв боевой экипировке – «снаряге».Снайперы стреляют дважды,максимум четыре раза.Итак, сначала стрелок «хитрит» —бьёт по ногам.Снайперши жепоступают ещё жёстче —они стреляютпо самому уязвимому – в пах.Боец резко падает на землю,вопя от острой нестерпимой боли.К нему на подмогуспешит его боевой товарищ,пытаясь убрать раненогос линии огня.И тут коварный снайперпринимается и за него.Он играетс человеческими жизнями,как большой сытый котс мышами в деревенском амбаре,выжидая, пока кто-то ещёбросится на помощь.Раненые бойцы орут,отборно матерясь.От криков закладывает уши,а остальные неподвижно сидятв своём укрытиии прекрасно понимают,что тем ребятамуже ничем не помочь.Снайпер довершает«чёрное дело»,подписывая обоим несчастнымнеумолимый приговор. * * *
И попадаем мы с моим товарищемв такую же жуткую передрягу.Я отчаянно стараюсьнащупать правой рукойна своей липкой от крови грудизаветный медальон —ангела-хранителяиз чернёного серебра.В мои непослушные рукивместо кулонаноровит попастьсяармейский жетон.Горячий кусок металлаобжигает холодныебескровные пальцы,я с силой тяну за гайтан,так заботливо завязанныймоей матушкой,а из груди вырываетсякакой-то звериный крик, и,словно ночным артобстрелом,накрывает больмучительно-пронзительная!– Отправь его ей, слышишь! —протягиваю я кулонмоему товарищуокровавленными руками, —Все адреса найдёшьна почтовых конвертах!Эй, ты меня понимаешь?! —ору я не своим голосом.Севка толькоблаженно улыбается,энергично кивая в ответ.– Да тебя контузило, братец,не слышишь ты ни хера.Чёрт ты полосатый! —злобно негодую я.Как позже выяснилось,мой товарищ со страхунакачался промедолом,аккуратно вытащив егоиз моей личной аптечки,и, наскоро попрощавшись,уже отправил меня на небесак прадедам.Но очередногофинального выстрелане последовало —то ли винтовкунеожиданно заклинило,то ли нашиуспели вычислить стрелкаи скоренько хлопнуть.Не дождётесь! —насмешливо кричу я,а эхо эффектно разлетаетсяпо высоким заснеженным горам. * * *
Ребята из мотострелковогонаскоро оказали мне ПМП —посильную медицинскую помощь:ловко вкололи промедол,обработали медицинским спиртомкрая жутковатой раны,зияющей красно-чёрной дырой,предварительноупотребив его внутрь.Они, не мешкая, разорвалиновенький тельникна широкие бинты.К моему солдатскому счастью,ранение было не опасным,пуля прошла навылет «нежно»,не задев ни одногожизненно важного органа.Пацаны аккуратноотволокли моё телона брезентовых носилкахв частный сектор,где было относительноспокойно и тихо.Уже смеркалось,когда санитар Вороновпришёл меня «штопать»,хладнокровно выносясвой неизменный вердикт:«Жить будешь, коли не помрёшь!» * * *
Ощущение утра,что конец, что вот он,что смертьза мной приходила!И рядилась она,то в чёрное, то в белое,то в серо-малиновый цвет!И в лоб меня целовала,и скалилась беззубым ртом!А та, которую я так нежнолюбил (а любил ли?),предлагала мне водкии рулеткурусскую непременно,где поцелуй – промах,а цель – взмах руки,где на каждом пальцевместо колец – «прощай».