– Она так сожалеет, — умоляла Молли, — она говорит, что будет делать все, что вы пожелаете, и выполнять все ваши приказания, если только сможет остаться.

– Но, милая, ты, кажется, забываешь, что я не могу пойти против своих принципов, как бы сильно я не жалела Бетти. Ей не следует давать волю своему недовольству. Как я уже сказала, хотя она никогда мне не нравилась и я считаю ее самой неумелой служанкой, совершенно избалованной тем, что у нее так долго не было хозяйки, я бы примирилась с ней… по крайней мере, я думаю, что смогла бы… на некоторое время. Я почти уговорила Марию, которая была младшей служанкой в Тауэрсе, поэтому я не хочу больше слышать о страданиях Бетти или кого бы то ни было, а тут еще печальные истории твоего отца, они так удручают меня.

Молли молчала несколько секунд.

– Вы, в самом деле, уговорили Марию? — спросила она.

– Нет, я сказала «почти уговорила». Порой кажется, что ты не слышишь, дорогая Молли! — недовольно повторила миссис Гибсон. — Мария живет там, где ей не платят такого жалованья, которое она заслуживает. Возможно, они не могут себе этого позволить, бедняги! Я всегда сочувствую бедным и никогда не скажу грубого слова о тех, кто небогат. Но я предложила ей на два фунта больше, чем она получает сейчас, поэтому, я думаю, она уедет. Во всяком случае, если они повысят жалованье, свое я повышу соответственно. Думаю, что я все-таки заполучу ее. Такая воспитанная девушка! Всегда принесет письмо на подносе!

– Бедная Бетти! — мягко сказала Молли.

– Бедняжка! Надеюсь, она извлечет пользу из урока, — вздохнула миссис Гибсон. — Жаль, что Мария не работала у нас до того, как семьи графства начали приезжать к нам с визитами.

Миссис Гибсон весьма радовалась многочисленным визитам «семей графства». Ее мужа очень уважали, и многие дамы из разных усадьб, поместий и особняков, которые пользовались его услугами для себя и своих семей, полагали, что будет правильным оказать внимание его новой жене, когда приезжали в Холлингфорд за покупками. Состояние ожидания, в которое эти визиты повергли миссис Гибсон, лишили мистера Гибсона домашнего покоя. Неудобство доставляли горячие, ароматно пахнущие блюда, которые носили из кухни в гостиную всякий раз, когда знатные дамы, чьи носы привыкли к аристократичным, утонченным запахам, приезжали с визитами. Еще большее неудобство доставил случай, произошедший из-за неуклюжести Бетти, которая, торопясь открыть входную дверь высокомерному лакею с хлыстом, поставила корзину с грязными тарелками прямо на пути своей хозяйки, когда та осторожно ступала по довольно темному коридору; к тому же молодые люди, довольно тихо покинув столовую, разразились долго сдерживаемым смехом и больше не сдерживали своей склонности к розыгрышам, неважно, кто мог оказаться в коридоре, когда они выходили. Поздний обед стал тем решением, которое предложила миссис Гибсон. Ланч для молодых людей, как она заметила своему мужу, можно будет отнести в кабинет. Несколько превосходных холодных бисквитов для нее и Молли не пропитают дом своим запахом, а она позаботится о том, чтобы немного лакомства было приготовлено для него. Он согласился, но неохотно, поскольку это добавляло новшества в привычный уклад его жизни, и он чувствовал, что не сможет устроить свои объезды должным образом с этим новомодным изобретением обедать в шесть часов.

– Не готовьте никаких лакомств для меня, моя дорогая; хлеб и сыр — основа моего питания, как это было при прежней жене.

– Мне ничего неизвестно о вашей прежней жене, — ответила миссис Гибсон, — но я не могу позволить, чтобы сыр выносили за пределы кухни.

– Тогда я съем его там, — сказал он. — Она недалеко от конюшни, и если я приеду в спешке, я смогу быстро перекусить.

– В самом деле, мистер Гибсон, поразительно, как ваша внешность и манеры отличаются от вашего вкуса. На вид вы такой джентльмен, как обычно говорил добрый лорд Камнор.

Потом ушла кухарка, такая же старая служанка, хотя и не такая пожилая, как Бетти. Кухарке не нравилось возиться с поздними обедами, и, принадлежа к методистской церкви, она по религиозным причинам возражала пробовать новые рецепты французских блюд миссис Гибсон. Это не по-библейски, говорила она. В Библии много упоминаний о еде: это свежевыпотрошенный баран, что означает баранину, вино и хлеб, молоко и фиги с изюмом, жирные телята, хорошо прожаренное филе телятины и тому подобное. Но она всегда идет против своей совести, когда готовит мясо свиньи и печет дрожжевые пироги со свининой, и теперь, если ей придется готовить языческие блюда по моде папистов, она скорее все бросит. Поэтому кухарка последовала за Бетти, и мистеру Гибсону пришлось удовлетворять свой здоровый английский аппетит плохо приготовленными омлетами, тефтелями, слоеными пирогами, миндальными бисквитами и кушаньями, запеченными в тесте. Он никогда точно не знал, что он ест.

Еще до женитьбы он принял решение уступать в пустяках и быть твердым в важных вещах. Но разногласия во мнениях по поводу пустяков возникали каждый день и, возможно, беспокоили его больше, чем, если бы они относились к вещам более важным. Молли хорошо, как азбуку, знала отцовские взгляды, а его жена — нет; она не обладала проницательностью, кроме тех случаев, когда ее собственные интересы зависели от настроения другого человека, и никогда не понимала, как его беспокоят все эти незначительные ежедневные уступки, которые он совершал согласно ее воле или капризам. Он никогда не позволял себе выразить свое сожаление, даже мысленно; он постоянно напоминал себе о добрых качествах своей жены и утешал себя мыслями о том, что со временем они будут думать одинаково. Но он был очень зол на холостого двоюродного дедушку мистера Кокса, который годами не обращал внимания на своего рыжеволосого племянника, а тут вдруг послал за ним после того, как частично оправился от серьезного приступа болезни и назначил его своим наследником при условии, что его двоюродный племянник проведет с ним остаток его жизни. Это случилось вскоре после того, как мистер и миссис Гибсон вернулись из свадебного путешествия, и пару раз с тех пор мистер Гибсон ловил себя на мысли, что удивляется, почему старый дьявол Бенсон не мог решиться на это раньше, чем избавил бы его дом от нежелательного присутствия юного влюбленного. Надо отдать должное мистеру Коксу, в своем самом последнем разговоре с мистером Гибсоном, еще в качестве его ученика, он сказал с нерешительностью и неловкостью, что, возможно, новая обстановка, в которую он попадет, может некоторым образом изменить мнение мистера Гибсона…

– Ни в коей степени, — быстро ответил мистер Гибсон. — Вы оба слишком молоды, чтобы разбираться в собственных душах. И если моя дочь была так глупа, что влюбилась, ей не стоит рассчитывать на счастье со смертью старика. Смею сказать, в конце концов, он лишит вас наследства. Он может так сделать, и тогда вы окажетесь в худшем положении, чем были. Нет! Уезжайте, позабудьте всю эту чепуху, а когда забудете, то приезжайте навестить нас.

Мистер Кокс уехал с клятвой неизменной преданности в своем сердце, и мистер Гибсон неохотно выполнил свое прежнее обещание, данное соседу — дворянину фермеру — год или два назад, и взял второго сына мистера Брауна на место юного Кокса. Тот должен был стать последним в череде учеников, и так как он был на год младше Молли, мистер Гибсон надеялся, что повторного романа не случится.

[1] Уорикшир (Warwickshire) — церемониальное графство в Великобритании, расположено в центральной части Англии, родина Уильяма Шекспира.

Среди «сливок общества», как величала наносивших ей визиты миссис Гибсон, были оба молодых Хэмли. Сквайр, их отец, выразил свои поздравления, как и намеревался это сделать, самому мистеру Гибсону, когда тот приехал в поместье. Но миссис Хэмли, хоть и не в состоянии была поехать и нанести визит сама, желала оказать внимание новой жене доброго доктора, и, возможно, испытывая живой интерес к тому, как поладили Молли и ее мачеха, заставила сыновей приехать в Холлингфорд с визитными карточками и извинениями. Они прошли в заново обставленную гостиную, раскрасневшиеся и посвежевшие после поездки: первым вошел Осборн — как обычно безукоризненно одетый, и элегантный. Роджер, крепко сложенный, энергичный, и умный деревенский фермер, следовал за своим братом. Миссис Гибсон производила впечатление, которое всегда намеревалась производить, — очень красивой женщины, уже не первой молодости, но с такими приятными манерами и таким обворожительным голосом, что люди переставали задаваться вопросом, сколько же ей на самом деле лет. Молли была одета лучше, чем прежде, — ее мачеха следила за этим. Ей не нравились старые поношенные вещи, и она уже измучила Молли советами по поводу выбора платья и прически, перчаток и туфель. Миссис Гибсон пыталась заставить ее умываться водой с розмарином и сливками, чтобы улучшить смуглый цвет лица. Но об этом Молли либо забывала, либо противилась, а миссис Гибсон не могла подниматься каждый вечер в комнату девушки и следить, чтобы та смазывала лицо и шею кремом, так заботливо предоставленным в ее распоряжение. Тем не менее, цвет лица Молли явно улучшился, даже на критический взгляд Осборна. Роджер старался угадать по ее взглядам и выражению лица, счастлива ли она, его мать особенно наказывала ему подмечать все эти знаки.