— Ага, вам требуется доктор в области деловой администрации. — Мистер Туодл снова занялся своей трубкой.

— Он обязательно должен быть старше двадцати одного года, — поспешил добавить Хеллер.

Мистер Туодл снисходительно рассмеялся:

— Доктор в области деловой администрации, несомненно, будет никак не моложе двадцати одного года, Уистер. Ежегодно в этом предмете бывает столько новшеств и изменений в законодательстве, что изучение его вообще может растянуться на бесконечность. Но боюсь, что вы выбрали самое неудачное время года. Вам следовало бы обратиться со своей просьбой хотя бы в минувшем мае. Понимаете, их буквально всех расхватали. А следующий урожай выпускников поспеет не ранее октября, когда будут утверждаться ученые степени, что намечается сделать только через два месяца. А по правде говоря, обстоятельства сложились так, что и в октябре у нас никакого урожая не предвидится. — И он удовлетворенно раскурил трубку.

— А может, у вас остались хоть какие-нибудь кандидатуры? Поглядите, пожалуйста.

Будучи по характеру парнем компанейским, мистер Туодл вытащил из среднего ящика стола довольно замусоленный список, разложил его перед собой и принялся якобы старательно просматривать.

— Нет. Как я и говорил, всех разобрали.

Хеллер чуть пододвинул свой стул к столу и указал пальцем куда-то в середину списка. Я еще не знал, что он умеет читать вверх ногами. Но если он и умел это, то должен сказать, что преуспел не очень, поскольку рядом с указанным им именем стояло множество каких-то пометок.

— А вот этот человек не отмечен у вас как получивший назначение, — сказал Хеллер.

Мистер Туодл добродушно рассмеялся:

— Так это же Израэль Эпштейн. Он ведь так и не защитился. Его диссертация не была допущена к защите. С этим я знаком. Честно говоря, даже слишком хорошо знаком. Вы можете себе представить, что он собирался всучить нам? И при этом, заметьте, несмотря на все предостережения и добрые советы. Он предложил в качестве диссертации реферат, а вернее — просто статейку под заголовком «А нужно ли вообще правительство?» Правда, вылетел он отсюда совсем по другой причине.

— Но ведь ему больше двадцати одного года, — сказал Хеллер.

— Да уж это точно. Он заваливал свою докторскую диссертацию три последних академических года подряд. Уистер, предупреждаю вас, что этот молодой человек — активист, уклонист и революционер самого неприятного толка. К конформизму его никак не склонить. Он бойкотирует даже молодежную коммунистическую лигу. Да это просто хищник какой-то, ревущий тигр! Анархист с горящим безумным взглядом, готовый буквально на все! Он отщепенец. Но ему пришлось прекратить здесь обучение совершенно не по этим причинам. Просто правительство отказало ему в студенческих кредитах и потребовало от него немедленного погашения всех прошлых задолженностей.

— А почему они так с ним поступили? — спросил Хеллер.

— Да, видите ли, он вызвался помогать абсолютно всем студентам заполнять декларации о доходах, подлежащих налогообложению, а заодно составил декларацию по всему своему факультету, в результате чего налоговая инспекция недосчиталась огромных сумм.

— А здесь записан его адрес? — спросил Хеллер. — Он живет в доме по Сто двадцать пятой улице?

— Очень может быть, что он и проживал по этому адресу несколько минут назад, — сказал мистер Туодл. — Десять агентов налоговой инспекции только что взяли у меня именно этот адрес.

А это, кстати, означает, что в самом ближайшем будущем его будет очень трудно нанять.

— Очень благодарен вам за помощь, мистер Туодл, — сказал Хеллер.

— Всегда рад вам помочь, Уистер. Забегайте при случае.

Хеллер захлопнул за собой дверь. А потом бросился бежать.

Подобно доброй скаковой лошади он промчался вниз по сто шестнадцатой и вверх по Бродвею. Если бы кто-нибудь обратил на него внимание, то наверняка заметил бы, что он бежит сейчас значительно быстрее обычного — но ньюйоркцы вообще не склонны замечать что бы то ни было. Да и я тоже не мог сказать, что он двигался с какой-то сверхъестественной скоростью, некоторые машины двигались даже быстрее. Мне было приятно отметить, что разница в силе притяжения на наших планетах не придала ему каких-то феноменальных преимуществ в силе. Ведь все предметы для него сейчас были всего на одну шестую легче обычного. Глядя на проплывающие мимо здания и прохожих, я определил, что он делал сейчас не более двадцати миль в час. Должен признаться, что меня несколько озадачила столь неприкрытая его ненависть к анархистам. Впрочем, может быть, он опасался за судьбу агентов налоговой цолиции, которым предстояло столкнуться с диким маньяком, да еще наделенным нечеловеческой физической силой. А может, контакт с ФБР побудил его вообще перебежать на сторону земных правительств. На его месте я скорее всего просто попросил бы политического убежища.

Он выбежал на сто двадцать пятую и помчался по ней, высматривая нужный адрес дома. И легко обнаружил его по трем припаркованным в нарушение всех правил автомобилям, явно принадлежавшим государственным службам. Все они были пусты. Хеллер окинул быстрым взглядом стоящее перед ним здание. Номер дома почти невозможно было разобрать. Это был один из тех бесчисленных брошенных домов, которых просто масса в Нью-Йорке. Налоги здесь чрезвычайно высоки, а жильцы и вовсе не следят за состоянием своих жилищ и ломают все, что попадет им под руку. Если же владелец попытается отремонтировать свой дом, налоги тут же повышают, а жильцы сразу же уничтожают всякие признаки ремонта. Поэтому владельцам только и остается, что выжидать, когда же дома их окончательно развалятся. А этот дом был как раз в таком состоянии, когда жильцам по существу уже нечего было ломать. Конечно же, ни один нормальный человек ни за что не поселился бы здесь. Парадный вход, например, выглядел так, будто его неоднократно использовали в качестве мишени при артиллерийских стрельбах.

Обойдя гигантские кучи мусора, Хеллер вошел в покалеченную дверь и сразу же робко остановился. Какие-то звуки и голоса доносились со второго этажа. Похоже, там что-то ломали или отрывали доски. Хеллер прислушался и стал быстро подниматься по остаткам лестницы. У порога стоял правительственный агент и лениво ковырял в зубах. Хеллер подошел к нему.

— Мне нужно видеть Израэля Эпштейна, — сказал он.

Агент выковырял из зубов какой-то особенно лакомый кусочек, прожевал его и только после этого снизошел до ответа: