Всклокоченная мамаша в мятой пижаме и с мятым лицом в одиннадцать утра, должно быть, нелучшее зрелище для ребенка.

– Хочешь, я пойду с тобой в бассейн? – Пусть считает, что мама в состоянии не только пить по ночам, но и заниматься спортом. Да мне и в самом деле, если поднапрячься, вполне по силам совершить заплыв.

– Мам, не хочу. Поешь и ложись еще поспи, – заботливо предложил сын. – Меня в бассейне Агнет ждет, мы будем сегодня наперегонки плавать.

В другое время он бы обрадовался моему предложению. Что это? Он уже сделал выбор между мной и Агнет или действительно проявляет заботу?

– Давай я хотя бы вас отвезу.

– Не надо, нас отвезет мама Агнет. Правда, ложись. Но, когда я вернусь, у нас будет серьезный разговор.

Мой ребенок был настроен весьма решительно. Когда-то именно так говорил мне его отец, если был чем-то крайне недоволен.

Уснуть после такого заявления невозможно, лучше даже не пытаться.

К дому подъехала машина – Агнет с мамой. Конечно, мне следовало выйти, познакомиться и поблагодарить, но пижама в середине дня нелучший дресс-код для знакомства. А ждать, пока я приведу себя в порядок, никто не собирался.

Я приняла душ, переоделась и занялась уборкой чулана, в котором хранились отцовские инструменты. Отец содержал свое хозяйство в образцовом порядке, каждый предмет на собственном месте. А после его смерти мы в кладовку почти не заглядываем, мы не умеем пользоваться инструментом, разве что молотком постучать можем. Убирать в чулане было нечего, только вытереть пыль. Но я все равно убирала, зная, что скоро вернется Оли и негоже показываться перед сыном не только пьяницей, но и бездельницей.

Когда-то я поступала так же, чтобы задобрить рассерженных родителей, потом – чтобы прогнуться перед мужем. Теперь я использую этот же прием в общении с сыном. И каждый раз чувствую себя виноватой.

Неужели ты никогда не повзрослеешь, Таня?

Я дала себе слово больше не пить дома, не расстраивать Оли. Попроси его охарактеризовать мать, и он скажет, что его мама – странная особа, без друзей и родных, пьющая перед сном в одиночку и бросившая сына на произвол судьбы? Не дай Бог! Хотя какое же это пьянство: два раза в неделю по глотку виски? Скорее всего, у Оливера это подсознательная настороженность: отец Юргена вконец спился и умер, никакие анонимные алкоголики ему не помогли. Однажды, когда Оли было четыре или пять, дедушка Фриц таскал его с собой на заседание этих самых злополучных алкоголиков, с тех пор мальчишка как огня боится алкоголизма.

А теперь, скорее всего, мой дорогой ребенок нарезвится в бассейне, потом налопается в «Макдоналдсе», вдоволь нахохочется с болтушкой Агнеткой и мрачные тучи развеются в его голове, он забудет о своем обещании серьезно со мной поговорить, как забывает о миллионе других своих обещаний.

Оливер, как я и думала, вернулся не скоро, довольный и приятно уставший. Несмотря на поход в «Макдоналдс», он не отказался от обеда, а потом, вконец осоловевший, завалился с книжкой на диван и моментально заснул. Опасность миновала, серьезный разговор откладывался на неопределенное время.

Но радовалась я напрасно.

После ужина, когда я убрала со стола и вымыла посуду – в выходные мытье посуды моя обязанность, – Оливер вдруг сообщил нейтральным голосом, как бы между прочим:

– Мам, я нашел тебе доктора.

– Какого доктора? – рассеянно поинтересовалась я, занятая собственными мыслями и своевременно не оценившая серьезности момента.

– Который поможет тебе избавиться от снов, – попытался растолковать сын.

Я вздрогнула, как от удара. Значит, Оливер все же считает меня нуждающейся в психиатрической помощи. Что делать? Успокоить, сказать, что с мамочкой все в порядке? Не поверит ведь, достаточно большой уже. Рассердиться и сказать, что это не его ума дело? Но ведь это именно его дело, раз оно вплотную его касается.

– Но ты же знаешь, я была у всех возможных докторов, они считают, что со мной все в порядке, – как можно спокойнее объяснила я.

Я не врала, хоть и кривила душой. Дело в том, что я и сама не считаю, что со мной все в порядке.

– Значит, надо пойти к другим докторам, – резонно, по-взрослому возразил малыш. Ну как после такого разговаривать с ним как с маленьким?

– Оли, дорогой, меня знают все врачи в нашем городе. И в Бремене меня смотрели, ничего не нашли. Я даже во Франкфурт ездила на консультацию, помнишь? Ты тогда ночевал у Гюнтера. Никто не считает меня больной, сынок, ты не думай…

Я почувствовала, как к горлу подступает комок, и поскорей замолчала.

– Мама, я тоже не считаю тебя психической, – поспешил заверить Оли, – но я вижу, что ты мучаешься. А значит, нужно искать других врачей, не обычных и не восточных. Других.

– Каких «других»? – невесело усмехнулась я. – Инопланетных? Других, боюсь, не существует.

– А вот и нет! – радостно воскликнул Оли. – Я нашел другого врача, я даже с ним говорил. Он сказал, что тебе можно помочь.

– Это папа Агнет? – догадалась я. Бедный Оливер, он не понимал, что мои проблемы могут лишний раз ударить по нему. Папа Агнет, вполне естественно, может запретить дочери общаться с моим сыном, отпрыском больной на всю голову мамаши.