– Давай, давай, папаша Сансон, – кричит вслед жандарм Наппье, – подстриги их как следует, да смотри не обрежь лишнего, ха-ха-ха…

Шарль-Анри Сансон никак не реагирует на этот выкрик. Сейчас модно всячески оскорблять приговоренных. Все эти крики и оскорбления, считает он, не от великого ума. Более того, он не раз уже замечал, что яростнее всего толпа поносит того, перед кем вчера трепетала, – явление для человека думающего весьма примечательное. Вот почему на жандарма Наппье он попросту не обращает внимания. Зато старший жандарм Обри больно ударяет глупого Наппье по ноге.

– Ты что, спятил? – говорит он. – Ведь Сансон при исполнении служебных обязанностей. Вот он напишет на тебя рапорт Фукье-Тенвилю – и загремишь в провинцию. Понял?

Жандарм Наппье независимо сплевывает.

– Тебе никак жаль этих подлых контрреволюционеров, – огрызается он.

Старший жандарм Обри молчит – что толку разговаривать с идиотом.

Из маленькой комнатки выходит Сансон. Двое приговоренных, Жан Маске и бывший граф де Ружмон, идут за ним, волосы у них коротко острижены, руки связаны за спиной.

– Счастливого пути, господа, – снова кричит Наппье. – А ты, Сансон, ты недобрил их, ты их только подстриг. Так побрей же их своей славной бритвой там, на площади!

Конец ознакомительного фрагмента.