Он был очень доволен исходом поездки. У него уже было две тысячи, это конечно, не три шестьсот, но уже и не пятьсот. Теперь надо осторожно зарабатывать на жизнь на подвозе утром и искать возможность быстро заработать тысячу шестьсот. Тревога на душе еще осталась, но безнадежность ситуации ушла. Ну, уже в самом крайнем случае можно часть перезанять, да и Арам немного выручит. Но расслабляться рано.

По приезде в Ленинград, он сразу направился на рынок к Араму, сообщил о своем приезде и отдал на хранение две тысячи, сказав, что за месяц постарается добыть остальное, хотя слабо представляет как. На следующее утро он вышел на подвоз товара, чтобы заработать на жизнь и не дразнить гусей, хотя и дразнить-то ему было нечем. Он просил всех своих знакомых найти ему подработку, потому что очень нужны деньги. Все в ответ посмеивались, а кому они не нужны, но обещали подсказать. Через неделю один из знакомых сказал, что обещает большие деньги и дает работу чеченец по имени Шамиль на Правобережном рынке. Кто он, чем занимается, какую работу дает, он не знал. Захочешь, найдешь сам и все узнаешь.

Армия встретила Бориса Калинкина, как и всех остальных без любви, но и без ненависти. Она во все времена носила всевозможные ярлыки, но в те годы была почти всеобщей, по крайней мере, для российских парней. И возвращались из нее ребята, повзрослевшие не только годами, но и разумом, серьезными, более готовыми к самостоятельной жизни. Многие изъяны характера, характера, воспитания и стиля жизни рихтовались и становились пригодными для повседневного пользования.

Более разбалованные жизнью послевоенные дети росли в относительно благополучной обстановке и при большей возможности родителей опекать и оберегать своих чад от трудностей жизни. Нахлебавшиеся горя и лишений родители из последних сил хотели создать безбедную жизнь своему ребенку. А это создавало потребительский и эгоистический перекос в воспитании. Вот тут-то и нужна была своевременная рихтовка будущих мужчин. Естественно, чем больше повреждений, тем больше рихтовки. А рихтовка всегда удары, когда неохота грамотно рихтовать парней, законами, убеждениями, интеллектом, рихтовку ведут кулаками и ногами. Командиры допускают до власти услужливых солдат и сержантов, закрывают на них глаза, рихтовка быстро превращается в беспредел. Все это с шестидесятых годов нарастало, как лавина и под умствования и теоретизирования, оформилось в хронический армейский бардак.

Борис был неглупым парнем и отлично понимал принципы общественного сосуществования, если это нельзя назвать жизнью. Он сразу составил для себя семь армейских заповедей, которые позволили ему относительно спокойно служить, особенно на первом году:

– Будь тем, кто ты есть на самом деле, то есть естественным.

– Не заедайся и не строй из себя того, чего в тебе нет.

– Старайся поддерживать со всеми нормальные ровные отношения, если кто-то тебе не нравится, старайся не контактировать.

– Имей одного или несколько умных друзей, с ними считаются и проще дружить.

– Не пытайся входить в какие-либо отношения с отморозками, больше потеряешь, чем найдешь.

– Не причиняй неудобства другим:

– Не лезь в чужие дела, имеется в виду, сослуживцев.

– Не попадайся, если что задумал или делаешь, имеется в виду, командирам.

– Не ломайся – когда начинают ломать, защищайся, но без признаков агрессии.

Жизнеописание прохождения Борисом службы в армии ничего нового не сообщит, а разводить тягомотину из будней, редких самоволок, установки себя в армейском коллективе, настолько много изведено бумаги, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Хотя один эпизод достоин внимания. В начале второго года службы созрел план. Полный комплект документов на поступление в институт, подготовленный перед армией, у него имелся. Он взял в армейской библиотеке учебники и начал серьезно готовиться. На него смотрели, как на ненормального, на втором году службы, до дембеля почти два года, а тут какая-то учеба. За два года можно не только все выучить, но и все забыть. Но через все это просвечивалось и одобрение с легкой завистью, что сами не могут заставить себя сделать то же. Своими планами он естественно не делился, любая самая незначительная утечка информации, могла разрушить планы. А уж чего больше всего в жизни не любил Борис, так это разрушения своих планов. Он их вынашивал, как младенцев, продумывал и обязательно осуществлял. Чаще всего затеи ему удавались. Без них его жизнь была, как барабан без кожи.

Его затея состояла в следующем. Он направляет документы в Ленинградский инженерно-строительный институт на заочный факультет по техникумовской специальности. Для сдачи экзаменов просит закрепить его каким-нибудь институтом в Минске, в те времена допускалось и поощрялось приближать место сдачи приемных экзаменов к месту проживания. Договорился с сестрой, что она приедет к нему в армию с гражданской одеждой, в части дадут увольнительную на несколько суток, которые будут использованы для сдачи экзаменов. В случае успеха, академический отпуск на время службы и гарантированное продолжение учебы, если не появится еще более предпочтительного варианта образования. В случае неудачи, тренировка и реальная оценка своей готовности к продолжению учебы.

Задумано – сделано. Полгода очень серьезной подготовки, каждую свободную минуту. Вызов на экзамены и закрепление за Белорусским политехническим институтом. Приезд сестры, увольнительная на трое суток. Первая поездка в Минск, в первый же день явка в институт, получение экзаменационного листа и расписания экзаменов. Через день вторая поездка и сдача первого экзамена.

Повторный визит к командиру взвода был менее ободряющим:

– Товарищ лейтенант, мне бы еще трое суток увольнительной, сестра здесь, имеет свободную неделю и ничего не имеет против, чтобы я отошел от казармы, армейской жизни и пищи. – Попросил Калинкин.

– Ну, Калинкин нахальный ты, просьба твоя нахальная, но иду тебе навстречу, потому что приехала сестра, а не отец или мать. Не было в моей службе такого, чтобы сестра приехала брата от службы освободить, с родителями приезжают, а сами… – взводный отрицательно покачал головой. – Только вот что, я могу дать тебе двое суток и точка. Больше не могу, не проси.

– Ну ладно, только с завтрашнего дня тогда. – Попросил Калинкин, потому что экзамен был послезавтра.

– Хорошо, договорились – сказал взводный. – Хотя ты что-то темнишь, сестра сегодня здесь, ты в части, но, в конце концов – это дело ваше.