Шрифт:
– И как, вы туда съездили?
– В Большой Берлин? – Марта покачала головой. – У мамы с папой всегда было туго с деньгами. И до старости они не дожили. Мне было восемнадцать, когда они умерли, и мне пришлось взять на себя заботу о сестре. Но я всегда мечтала о Берлине. Так сильно, что я уже не уверена, существует ли он.
Стиг медленно кивнул, закрыл глаза и откинулся назад, на траву.
Она посмотрела на него:
– Послушаем еще ту твою группу?
Он открыл один глаз и прищурился:
– «Депеш мод»? Диск в проигрывателе в машине.
– Дай мне свой мобильник, – попросила Марта.
Он отдал, и она принялась набирать текст. Из маленьких динамиков раздались ритмичные звуки дыхания, а потом неживой голос, предложивший взять их в путешествие. На лице Стига было написано такое изумление, что Марта рассмеялась.
– Это называется «Спотифай», – объяснила она и положила телефон на землю между ними. – Ты можешь закачивать песни из Сети. Кажется, это все в новинку для тебя?
– В тюрьме нам не разрешали иметь мобилы, – сказал он и живо схватил телефон.
– В тюрьме?
– Да, я сидел.
– Наркотики продавал?
Стиг заслонился от солнца:
– Точно.
Она кивнула, коротко улыбнулась. Она-то что думала? Что он был героинщиком и законопослушным гражданином? Он делал то, что был должен, как и все остальные.
Марта взяла у него телефон, объяснила ему функцию GPS, как можно на карте найти свое местоположение и выбрать кратчайший маршрут в любую точку мира. Она сфотографировала его на камеру телефона, включила диктофон и попросила его что-нибудь сказать.
– Сегодня прекрасный день, – сказал он.
Она остановила запись и проиграла ее Стигу.
– Это что, мой голос? – спросил он удивленно и явно обеспокоенно.
Марта нажала на «стоп» и снова проиграла ему запись. Металлический голос в динамиках звучал напряженно: «Это что, мой голос?»
Она рассмеялась, увидев выражение его лица, и расхохоталась еще больше, когда он схватил телефон, нашел диктофон и сказал, что теперь ее очередь, теперь она должна поговорить, нет, лучше спеть.
– Нет! – со смехом отказалась она. – Лучше сделай фотографию.
Стиг покачал головой:
– Голоса лучше.
– Чем же?
Он сделал движение, будто собирался убрать волосы за ухо. Машинальное движение человека, который очень долго носил длинные волосы и забыл о том, что подстригся.
– Люди меняют внешность. Но голоса остаются неизменными.
Стиг смотрел на море, а она следила за его взглядом. Но не видела ничего, кроме сверкающей на солнце водной поверхности, чаек, шхер и парусов далеко в море.
– Некоторые меняются, – сказала она.
И подумала о детском голосе, который иногда раздавался в рации. Он не менялся.
– Ты любишь петь, – сказал Стиг. – Но не для других.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что ты любишь музыку. Но когда я попросил тебя спеть, ты испугалась так же, как та девушка в кафе, которой ты дала ключ.
Марта вздрогнула. Он что, прочитал ее мысли?
– Чего она боялась?
– Ничего, – ответила Марта. – Они еще с одной девочкой должны уничтожить часть архива, а другую часть перенести с чердака. А там никому не нравится находиться. Поэтому на чердаке мы делаем то, что необходимо, по очереди.
– А что не так с чердаком?
Марта посмотрела на чайку, застывшую высоко в воздухе над морем и едва заметно покачивавшуюся из стороны в сторону. Наверное, там ветер намного сильнее, чем на земле.
– Ты веришь в привидения? – спросила она тихо.
– Нет.
– Я тоже. – Она откинулась назад и оперлась на локти, чтобы видеть его, не поворачиваясь. – Дом, где находится «Ила», выглядит так, будто ему намного больше ста лет, правильно? Но на самом деле его построили в двадцатые годы. Сначала это был простой пансион…
– Железные буквы на фасаде.
– Верно, они остались с тех времен. Но во время войны немцы превратили его в дом для молодых женщин с детьми. Тогда эти стены увидели много грустных судеб, которые засели в его стенах. Одна из живших там женщин родила мальчика. Она утверждала, что забеременела в результате непорочного зачатия, а такое заявление не было совсем уж необычным, когда люди в те времена попадали в беду. Мужчина, которого все подозревали, был женат и, конечно, отрицал свое отцовство. О нем ходило два слуха. Один из них гласил, что он участвовал в движении Сопротивления, другой – что он был немецким шпионом и проник в движение Сопротивления, и именно поэтому немцы дали той женщине место в пансионе и до сих пор не арестовали мужчину. Но тем не менее однажды утром мужчину застрелили в битком набитом трамвае в центре Осло. Кто его убил, так и не выяснили. Движение Сопротивления утверждало, что устранило предателя, немцы – что разделались с партизаном. И чтобы ни у кого не осталось сомнений, немцы повесили труп перед прожектором на маяке Кавринген.