– Чтобы все знали, что мы взяли этого ребенка на наше попечение, – сказал председатель, – мы все в полном составе проводим вас до предназначенного вам дома, и брат Итиэль, ближайший родственник малышки, понесет ее на руках. Ты же, женщина, пойдешь рядом с ним и будешь давать ему необходимые указания, как обращаться с ребенком!

Образовалось целое торжественное шествие. Во главе его выступил председатель совета кураторов и священник, брат Итиэль – в центре с ребенком, далее – длинная вереница кураторов и простые братья ессеи позади. Шествие это проследовало через все селение и остановилось на дальней окраине села у одного из лучших домов. В нем предстояло жить малютке Мириам и ее верной Нехуште.

Дитя, которое впоследствии стали называть царицей ессеев, заняло прочное место не только в домике, но и в сердцах всех этих добрых людей.

Вряд ли другой ребенок мог похвастать более своеобразным воспитанием и более счастливым детством, чем Мириам. Правда, у нее не было матери, но это с избытком заменялось любовью и заботами, которыми ее окружала Нехушта и несколько сот отцов, из которых каждый любил ее, как родное дитя. Отцами она не смела их называть, но зато всех звала дядями, добавляя имена тех, кого знала.

Однако почтенные братья нередко завидовали и ревновали друг друга к ребенку: все они наперебой старались завоевать ее расположение, делая нередко тайные подарки девочке, прельщая ее лакомствами и игрушками. Комитет, обязанностью которого были еженедельные посещения домика Мириам, состоявший из выборных членов кураторов, в том числе и Итиэля, был вскоре расформирован, и депутация составлялась из очередных братьев, так что каждый имел возможность посещать девочку.

Когда ей исполнилось семь лет, а к этому времени она успела стать чуть ли не божеством для каждого из братьев ессеев, девочка захворала лихорадкой, весьма распространенной в окрестностях Иерихона и Мертвого моря. Хотя среди братьев было несколько весьма искусных и опытных врачей, лихорадка не оставляла больную. День и ночь не отходили лекари от ее кровати. Вся же остальная братия так горевала, что все селение наполнилось воплями и стонами и возносило молитвы Господу об исцелении девочки. Три дня все они непрестанно молились, и многие из них за это время не дотрагивались до пищи. Никогда еще ни один монарх на свете не был окружен во время болезни такой любовью и тревогой своих подданных, и никогда еще его выздоровление не вызывало такой единодушной радости и искренней благодарности Богу, как выздоровление маленькой Мириам.

И не удивительно: она стала единственной радостью их бесцветной, однообразной жизни, единственным молодым, веселым существом, щебетавшим, как птичка, среди угрюмых и молчаливых братьев, вся жизнь которых была полным отречением от всех радостей земных.

Когда девочка подросла, стали думать об ее обучении. Совет ессеев после долгих обсуждений решил возложить эту обязанность на трех ученейших мужей из своей среды.

Один из них – египтянин, воспитанный в коллегии жрецов в Фивах. От него Мириам узнала многое о древней цивилизации Египта и даже многие тайны религии и объяснения этих тайн, известные только одним жрецам. Второй был Ософил, грек, живший долгие годы в Риме и изучивший язык, нравы и литературу римлян, как свои. Третий, посвятивший всю свою жизнь изучению животных, птиц, насекомых и всей природы, а также и движения небесных светил, преподавал очень старательно все эти премудрости своей возлюбленной ученице, стараясь ей все объяснить на живых и наглядных примерах.

Когда Мириам стала постарше, ей дали четвертого учителя – художника. Он научил девушку искусству лепки из глины и ваяния из мрамора и камня, а также открыл секреты пигментов, т. е. красок. Этот в высшей степени талантливый человек был, кроме того, искусным музыкантом и охотно учил девочку музыке и пению в ее свободные от других занятий часы. Как видим, Мириам получила такое образование, о каком девушки и женщины ее времени не имели даже представления, и ознакомилась с такими науками, о которых те даже не слыхали. Познания в вопросах веры она получала от Нехушты, а также от захожих христиан, которые приходили и сюда проповедовать учение Христа; особенно внимательно слушала Мириам одного старика, который слышал сам это учение из уст самого Иисуса и видел Его Распятым. Но главным наставником девочки была сама природа, которую она понимала и любила.

Таким образом, знания и искусства рано пустили корни в прелестной головке Мириам; светлый, ясный разум, поэтическая душа девочки отразились в ее синих глазах. Кроме того, Мириам была и внешне привлекательна. Сложения скорее миниатюрного и несколько хрупкого, личико имела скорее бледное, но темные густые кудри ниспадали по плечам, а большие темно-синие глаза светились ласковым, живым огнем. Ручки и ножки ее были маленькие, тоненькие и женственно прекрасные, а движения грациозны, гибки и живы. Нежная душа ее наполнялась любовью ко всему живущему, сама она росла всеми любимая. Даже птицы и животные, которых она кормила, видели в ней друга; цветы как-то особенно преуспевали от ее ухода и, казалось, улыбались ей.

Но Нехушта не одобряла столь усидчивые и регулярные занятия девочки. Долго она молчала, наконец высказалась на одном из собраний, как всегда, несколько резко и с упреком:

– Что, вы хотите сделать из этой девочки прежде времени старуху? На что ей все эти познания? В эти годы другие девочки еще беззаботны, как мотыльки, и думают только об играх и забавах, свойственных их возрасту; она же не знает других товарищей, кроме седобородых старцев, которые пичкают ее юную головку своей древней премудростью! В такие-то годы ей уже чужды молодые радости жизни! Ребенку нужны товарищи-одногодки, а она растет, точно одинокий цветок, среди угрюмых темных скал, не видя ни солнца, ни зеленого луга!

Обсудили этот вопрос и решили позаботиться о том, чтобы дать девочке в товарищи кого-нибудь из сверстников. Но, увы! Девочек не оказалось в целом селении ни одной, а из принимаемых и призреваемых общиной мальчиков, из которых ессеи готовили будущих последователей своего учения, всего только один оказался того же возраста, что и Мириам. Несмотря на то что среди ессеев не существовало никаких кастовых предрассудков, вопрос происхождения не имел для них никакого значения, им казалось, что для Мириам, которая со временем должна была покинуть их тихое убежище и вступить в жизнь, общение с детьми низшего происхождения нежелательно. Этот единственный мальчик, ровесник Мириам, круглый сирота, призреваемый ессеями, был сын очень родовитого и богатого еврея по имени Гиллиэль. Мальчик родился в тот год, когда умер царь Агриппа, Кусний Фаб (Cuspius Fabus) стал правителем Иудеи. Отец его, несмотря на то, что нередко становился на сторону Римской партии, был убит римлянами или погиб среди 20 тысяч затоптанных насмерть и смятых лошадьми в день праздника Пасхи в Иерусалиме, когда прокуратор Куман приказал своим солдатам атаковать народ.