Однажды, под вечер, возвращаясь домой после бесплодно проведенного рабочего дня, он заприметил небольшую вади, или пещеру на склоне холма, полузасыпанную камнем и песком. Такие пещеры здесь встречались на каждом шагу, и эта не сулила ничего большего, чем другие, уже исследованные. Однако почему-то именно эта пещера привлекла внимание Смита. Он уныло прошел мимо нее, но потом вернулся,

– Вы куда, сэр? – спросил Магомет.

Смит указал рукой на пещеру.

– Напрасно, сэр. Здесь нет гробницы. Эта пещера расположена слишком близко к вершине. И воды в ней очень много, а мертвые царицы любят лежать на сухом месте.

Но Смит все-таки пошел, и рабочие покорно побрели за ним.

Он исследовал утес. На камне не было следов какого бы то ни было орудия. Рабочие уже повернулись, чтобы уйти, но Смит, повинуясь тому же странному инстинкту, который привел его к этому месту, взял у одного из них лопату и начал раскапывать песок, прикрывавший каменную основу утеса, ибо здесь почему-то не было ни валунов, ни мусора, как в других местах. Видя, что хозяин сам взялся за работу, феллахи тоже стали копать и минут двадцать, если не больше, усердно отбрасывали лопатами песок, больше в угоду ему, так как все были уверены, что могилы здесь быть не может. Когда они дорылись до глубины шести футов, а камень имел все тот же девственный, нетронутый вид, Смит, наконец, сам велел им бросить работу.

С возгласом досады, в последний раз вонзил он заступ в песок и вдруг наткнулся на что-то твердое. Смит разгреб песок – обнаружился округленный край чего-то, по-видимому, карниза. Он позвал уже уходивших рабочих, молча указал им на выступ, и они, также молча, снова принялись за работу. Через пять минут уже было ясно, что это действительно карниз, а через полчаса откопали и верхнюю часть двери, ведущей в гробницу.

– Старые люди ее закладывали, – молвил Магомет, указывая на плоские камни, которыми была заложена дверь, скрепленные илом вместо извести, и на смутный отпечаток на засохшем иле изображений священных скарабеев на печатях чиновников, в обязанности которых входило опечатывать места последнего успокоения царственных особ.

– Может быть, там царица и не тронута, – продолжал он, не получив ответа на свои слова.

– Может быть, – коротко молвил Смит. – А ты копай-ка лучше. Не трать времени на разговоры.

И снова все усердно принялись за работу, пока не наткнулись на нечто такое, от чего Смит застонал. В каменной кладке, прикрывшей дверь, оказалось дыра – покой гробницы был нарушен. Магомет тоже увидел это и опытным глазом исследовал верхушку отверстия.

– Вор очень давний, – решил он. – Смотри. Хотел опять выстроить стену, но убежал, не окончив работу. – Он указал на несколько плоских камней, кое-как положенных обратно на место и не скрепленных цементом.

– Копай, копай, – приказал Смит.

Десять минут спустя отверстие показалось полностью. Оно было едва достаточно, чтобы человек мог пролезть в него.

Солнце садилось быстро, словно катилось вниз по небу. Еще минуту назад оно было позади копающих, над крутыми гребнями западных холмов, а теперь уже собиралось скрыться за их вершинами. А еще через минуту скрылось. И только одно мгновение зеленая искорка горела на том месте, где только что было солнце. Потом и она погасла, и на землю разом спустилась египетская ночь. Феллахи о чем-то перешептывались между собой; двое под каким-то предлогом ушли; остальные сложили свой инструмент и повернулись к Смиту, вопросительно глядя на него.

– Люди говорят, что не хотят дольше здесь оставаться. Боятся привидений. В этих гробницах живут ифриты – злые духи. Завтра, когда будет светло, рабочие придут закончить работу. Глупые, известно, что же спрашивать с простых феллахов, – с сознанием своего превосходства заключил Магомет.

– Конечно, – сказал Смит, знавший, что никакими деньгами не заставишь египтян после заката солнца раскапывать могилы. – Отпусти их. А мы с тобой останемся и будем сторожить здесь до утра.

– Не могу, господин. Мне что-то нехорошо. Должно быть, лихорадку схватил. Пойду в лагерь – надо будет хорошенько укрыться на ночь.

– Хорошо. Ступай, но если среди вас найдется храбрец, пусть он принесет мне мое теплое пальто, чего-нибудь поесть и вина, да еще фонарь, который висит в моей палатке. Я буду ждать его здесь, в долине.

Магомет, хотя и не очень уверенно, пообещал все исполнить, одновременно пытаясь убедить Смита, чтобы он лучше шел вместе с ними, а то, чего доброго, его обидят ночью духи, но видя, что это ему не удается, сам поспешил убраться подобру-поздорову.

Смит закурил трубку, уселся на песок и стал ждать. Через полчаса до него донеслось пение и сквозь густую тьму засветились огоньки в долине.

«Это мои храбрецы», – подумал он и пошел им навстречу.

Он не ошибся. Это были его рабочие – целых двадцать человек – в меньшем количестве они не решились предстать перед духами, по их мнению, бродящими ночью в этой долине. Когда свет фонаря, который нес один из рабочих, – не Магомет, тот, по его словам, так разнемогся, что не в силах был прийти, – озарил белую фигуру Смита, рабочий выронил фонарь, и с криком испуга вся доблестная компания обратилась в бегство.

– Сыны трусов! – рявкнул Смит им вдогонку на чистейшем арабском языке. – Это я, ваш господин, а не ифрит.