— Каа…

«Губернатор Энской области заявил вчера о своем намерении провести ремонт участка трассы…»

— Влад, — произнесла я чуть громче.

«Новая технология укладки асфальта позволяет удешевить километр дороги…»

Я проглотила слюну и попробовала снова:

— Меня будут встречать в этом доме? Каминский!

— С кем ты разговариваешь? — поинтересовался Каминский, выходя из кухни в прихожую с полотенцем в руке.

— С тобой, — я поцеловала его, — с тобой, — я снова поцеловала его, — с моим мужчиной, — я сунула ему в рот язык и пересчитала его зубы, — с тобой, змей ты ползучий, — я послушно открыла рот пошире, позволяя ему проверить комплектность моих зубов, — с моим наказанием, — я потащила вниз язычок змейки на его штанах, — с моей жизнью, — я переступила через свои джинсы, — с моим Каа, — я позволила ему поднять меня, — с человеком, который делает меня счастливой, — я вздрогнула и шумно выдохнула, впуская его в себя, — с тобой, любимый…

— Ты уверен, Влад? — немного спустя спросила я, поглаживая его живот.

— В чем? — спросил он, пропуская прядь моих волос сквозь пальцы. Бинты на его руке цеплялись за мои волосы, и это было не особенно приятно, но я терпела.

— В том, что всё именно так, как нужно? В том, что мы с тобой должны быть вместе? В том, что мы не совершаем никакой ошибки? Во всем?

— Я абсолютно уверен, Вера. На все сто процентов. Я же говорил, что влюбился в тебя еще тогда, когда впервые пришел в «Мельницу»? Я жался в уголке и глупо улыбался, а ты стояла на сцене и была просто… черт, просто ведьма. Просто потрясла меня тогда. Я еще сразу Копычу сказал, что трахну тебя. Ты знаешь, почему меня называют Каа? Это девицы придумали. Давно, еще в юности. Потому что ни у кого не получалось сказать «Каминский» целиком, получалось только «Ка-а-а-а».

Я хрюкнула, представив себе это всё. Я-то как раз знаю, о чем он говорит. У меня, конечно, получалось сказать его фамилию целиком, но не всегда, не всегда!

— Что, так и сказал?

— Дословно! Сказал: «Копыч, эта женщина великолепна. Я ее трахну, чтоб мне сдохнуть, если не трахну.» А он такой: «Кто? Верочка? Закати! Она не такая!» А я такой «Посмотрим, какая она.»

— И посмотрел, — улыбнулась я.

— Еще как посмотрел. Чем больше я на тебя смотрел, тем лучше понимал, какая ты. Ты потрясающе талантливая, ты хрупкая, ты маленькая сладкая врушка, развратный ангел, шкатулка с секретом. Чем лучше я узнавал тебя, тем сильнее понимал, что влюбляюсь. Я понял, что влип, когда написалась песня. Три года не писалась, а потом написалась. Ты думаешь, после смерти Крис я так мечтал о новых отношениях? Вовсе нет. Я боялся их. Но я не воюю со своими чувствами, Вера. Если я попал, то я попал. Я и так тянул, тянул кота за хвост. Пока Копыч меня не разозлил однажды и буквально не заставил устроить все эти штуки с билетами.

— А представляешь, как я охренела?

— Очень живо. Ты когда к сцене подошла, я слова забыл даже, запнулся, ты не заметила?

— Я заметила только, как ты улыбаешься.

— Жуткий оскал?

— Улыбка-мечта. Я все поверить не могла, что это Славик там, на сцене, — я поцеловала его куда-то в ребра, туда, куда смогла дотянуться.

— Ты меня ни разу так не назвала, кстати. Ни разу. Ты видела только Влада Каминского. Славик тебе был до задницы.

— А ты не называешь меня Никой. Видимо кодерша тебя тоже не интересует, только ведьма?

— Мне нравится Вера. Но если хочешь, я буду называть тебя Никой. Или мышкой? Или еще как-нибудь?

— Я не такой маньяк, как ты, милый. Ты, любимый, этими словами, хороший мой, этими чертовыми нежными словами, радость моя, вымотал мне все кишки!

— Зато как ты их говорила! Оно того стоило, Вера, определенно, — и он укусил меня за ухом.

— Щекотно! — возмутилась я, но не отстранилась, — Как ты вообще все это вытерпел, а? Все мои глупости, всех моих тараканов… Особенно Ли.

— То есть ты считаешь, что Таира мне легче было пережить?

— Ну, Таир — это просто Таир. А учитывая вашу историю с Ли, представляю, как тебе было паршиво.

— Исключительно паршиво. Так паршиво, что я чуть было не наделал глупостей. Понесло меня во все тяжкие, слава богу, хоть до веществ руки не дошли, обошлось водкой и девками. Я тогда так знатно загулял, даже напоминание себе поставил, чтобы послезавтра не прощелкать.

Мне почему-то стало ужасно неприятно. Вроде ничего такого – ну загулял, ну и что? А вот резануло, я даже села и закурила.

— А я ездила к Ли когда ты был в туре. Пыталась выбросить тебя из головы, — отомстила я Каминскому за этот его загул.

— Помогло? — это было спрошено иронически, но я увидела, что удар достиг цели, ему так же неприятно, как и мне.

— Не помогло. Прости, мне не стоило тебе говорить. Я просто злюсь, что ты мне изменял.

— А, вот как ты заговорила? — он улыбнулся вполне искренне, — Даже приятно, что ты делала это. Я уже тогда был важен для тебя. Только мне до сих пор не понятно до конца, почему? Почему ты так долго и упорно сражалась со мной? И с собой? Почему?

Я снова прижалась к нему, погрузилась в его запах и немного помолчала, собираясь с силами. Потом все-таки собралась и сказала:

— Потому что я боялась, что ты такой же, как Дима. Стоп, дай я скажу. Я все скажу. Сама. Не мешай.

Каминский кивнул.

— Я познакомилась с Димой случайно и влюбилась, как в омут головой. Он был всё. Всё — тайна, талант, шарм, секс, всё абсолютно, понимаешь? И я поначалу думала, что он любит меня. Я трепала этим словом, как знаменем. Как я только не объяснялась ему в любви, как только не стелилась перед ним, если б ты знал. И какое-то время все было нормально. А потом он стал меня шантажировать моей любовью. «Или ты сделаешь так-то и так-то, или ты меня не любишь.» Это было вначале безобидно. Я оказывала ему всякие мелкие услуги и не обращала внимания. Потом стало хуже — он уже требовал с меня, как с домработницы. Ну и с секс-рабыни тоже. Я, может, даже благодарна ему немного, он научил меня всему, что я умею в сексе. И поначалу всё это было невинно. А потом хуже. И хуже. И его больше не останавливали мои слезы. Потом он стал меня бить. Я сто раз порывалась бросить его, уйти, забыть, перестать. Но как только я решалась, он затягивал поводок. «Ты говорила, что любишь меня. Когда любят, то прощают. Когда любят, то делают то-то и то-то…» А я не могла ничего ответить ему, потому что он, как раз, никогда не говорил мне таких слов. Самых важных. Тех, что ты сказал мне в курилке Дворца спорта в наш с тобой самый первый разговор. И потом…. Наверное, я все еще любила его. Во всяком случае, когда он исчез, я рыдала. Может, в моих слезах было тогда больше облегчения, но я очень тяжело все это переживала. Очень тяжело.