Шрифт:
– Ну ты и наглая, - я удивился, но рад был очень, что Любушка мене в любви призналась. Мне не верилось, что женщины бывают вот такие, все прихоти везде и всюду исполняют. – Так не бывает, Любушка. Не верю я, что рай найти возможно.
– Рай нет, но то, что выше рая, можно, мы всегда находим и опять теряем…
– Но почему?
– Сам же сказал когда-то, что идём, а надо просто быть.
– А здесь мы на вершине?.. и кто ты тогда, вообще?.. Почему всё знаешь, а я нет?
– Потому что сознание очевидности застилает память, Лира не помнит тоже. То, что фантазией казалось, и не фантазии совсем, в Беспредельности есть всё, а не только то, что было, есть и будет. А на вершине мы?.. Как только ты спросил об этом, так и вершину потерял.
Я понял, что мы проходим вечно через вершину, что Истиной зовётся, находим и теряем вновь, и это люди называют жизнью.
– Я помню, что здесь Огонь меня зовут, но…
– Опять ты сомневаешься… вот потому не можешь полностью себя узреть. Вспомни, как в двадцать лет проворен был в фантазиях своих.
– Почему сейчас так скован?
– Потому что думаешь, что есть добро и зло и меряешь по этим меркам. Например: считаешь, что если я раздета, то стыдно быть должно, а раз мене не стыдно, значит наглая, и падшая… вот так во всём цепочка создаётся.
Я головой встряхнул, будто сбросил груз какой-то и вспомнил то, когда мне было двадцать лет.
– Выходит, ты одна здесь обитаешь, ведь я не создавал других людей, ну или совсем почти? Каким же эгоистом был…
– Нет, не одна. Я то ведь тоже существую и даже может, именно здесь причина вашей жизни на земле?..
– Да, да!.. Я помню, знаю, понимаю… ты одна, когда я рядом, - чуть подумал, - а рядом я всегда.
Взял её на руки и во дворец понёс, который появился, как из под земли, но подумал: «Зачем он нам, раз здесь всегда тепло»… дворец растаял. Я нежно положил Любовь в траву, тело было нежное и мягкое, оно притягивало, как магнит. Когда я навалился на неё, то стал в ней растворяться, проникать в неё, но возмутился почему-то, видать не всё земное отлетело. Любушка упругость обрела, я руку положил на грудь, почувствовал блаженство в сердце. Не знаю почему, , но больше всего, во всех мирах любил прикосновение такое.
Интересно… когда успел раздеться, голый оказался, а может, был, только не заметил раньше. Я знал, что буду делать всё, что захочу, и всё прекрасно будет, потому что здесь нет двойственности разделенья, нет добра и зла, нет того, чего нельзя, но и того, что можно, тоже нет. Здесь даже радости не существует отдельно от меня, да и любви, здесь Любушка и есть любовь. Как просто всё… Как только я скажу, что я есть, то исчезаю сразу, если говорю, что я люблю, то исчезает Любушка моя, здесь не думать, не говорить, здесь ни чего не надо, тогда всё обретаешь.
Я потерял себя, в любви купался, радовался в Радости и целовал Любавушку свою, точнее поцелуй её. Исчезло всё. Она исчезла, я исчез, планета, звёзды, осталась лишь, и… боль в боку, но почему?..
Глава четвёртая
Я медленно открыл глаза. Болела голова, в ней будто кто отстукивал морзянку «… и ты начал описывать и кончилось блаженство».
– Ох!.. – вскрикнул, повернувшись.
– Слава! Слава! Не шевелись…
Я и так не шевелился. Почувствовал, что Надя нежно рану гладит мне, какой-то мазью мажет.
– Где мы?
– Дома, дома.
– Как сюда попали?.. – но Надя не ответила, а я подумал, что какая разница, чё спрашиваю зря.
– Чё там?
– Ничего, танки пришли, все разбежались. Сначала сопротивлялись, но сейчас спокойно всё.