Шведские войска и казаки Мазепы появились в окрестностях Батурина второго ноября. Получив известие, что крепость снесена с лица земли, город и предместья разрушены, склады взорваны или сожжены, шведы прервали марш и остановились на отдых, а Мазепа с Мотрей и Орликом в сопровождении Галагана с сотней сердюков прискакал на место бывшей столицы Гетманщины и своей резиденции.

За свою жизнь он видел много разрушенных и сожженных городов и крепостей — на чужой земле и на Украине — и относился к этому одинаково спокойно: война есть война. Но вид того, что осталось от недавно грозной и величественной крепости, уютного, нарядного городка с опрятными, живописными предместьями потряс его. Неужели это хаотичное нагромождение каменных обломков, еще дымящиеся развалины, дочерна закопченные дымом храмы со снесенными взрывной волной колокольнями, усыпанные трупами жителей улицы есть то самое дорогое для него во всем мире место, в обустройство которого он вложил массу сил и времени, где провел столько лет, пережил самые радостные и горестные страницы своей жизни? Как не хотелось в это верить!

Однако это было так. Батурина больше не существовало, и вместе с его исчезновением развеялись в прах мечты Мазепы занять в качестве союзника короля Карла более значимое положение, чем его возможный будущий соперник на польскую корону Станислав Лещинский. Почему он не убедил Карла, что на соединение с Чечелем необходимо выступить со всей возможной быстротой, а торжества по поводу приобретения Швецией нового союзника можно провести в Батурине? Ведь дважды намекал об этом Карлу, но после замечания, Пипера, что молодой, самолюбивый король не любит и не признает ничьих советов, счел за лучшее не затрагивать больше эту тему.

Но нечего валить все на Карла — изрядная доля вины лежит и на нем. Разве не льстило, что его величали владыкой Гетманщины и оказывали почести ничуть не меньшие, чем прежде польскому королю Лещинскому? И разве не для пиршества именно в шведском лагере захватил Мазепа с собой из батуринских винных погребов добрую половину их содержимого, не забыв и лучшую часть своих провиантских запасов? Но, главное, он непоколебимо верил, что Чечель сможет продержаться те несколько суток, которые потребуются для подхода к нему на помощь Карла и Мазепы. А если быть еще честнее, он вообще всерьез не верил, что Чечелю придется защищаться, поскольку не мог предположить, что Меншикову удастся так быстро сосредоточить под Батуриным количество войск, достаточных для его успешного штурма.

Но была еще одна ошибка, о которой Мазепе очень не хочется вспоминать, причем не потому, что для защитников Батурина она оказалась роковой, а потому что ответственность за нее лежит целиком на нем. Как мог он, многоопытный, прожженный до мозга костей интриган, лично не позаботиться, чтобы все крепостные подземелья — именно все, а не только берущие начало в гетманском дворце!. — были взяты под усиленную круглосуточную охрану надежными сердюками? Ведь кому, как не ему, которого столько раз предавали и который не меньшее число раз предавал сам, было известно, что в междоусобицах и гражданских войнах измена и вероломство — самое действенное и распространенное оружие, и в затеянной им на Гетманщине смуте его будут широко использовать обе стороны.

Разве не он первым пустил его в ход, изменив царю Петру? И разве после его перехода к королю Карлу ему самому не изменили многие из старшин, прежде обещавших поддержать его, в результате чего он смог собрать под свою булаву едва треть казаков, которых всеми правдами и неправдами разместил между Борзной и Батуриным? И вот цена допущенной им оплошности — какой-то предатель открыл русским тайну батуринских подземелий, и защитники крепости получили неожиданный удар в спину, который стал причиной падения крепости и пленения Чечеля.

Четверть часа тому Мазепа разговаривал с сердюком, оставшимся в живых после взятия и разрушения Батурина. Дважды раненый, он с последними защитниками крепости во главе с Чечелем пробивался к гетманскому дворцу, у которого был ранен в третий раз и потерял сознание. Очнувшись, он, хорошо зная укромные места крепости, отыскал надежное убежище, где скрывался до ухода победителей. Сердюк рассказал, что у гетманского дворца с Чечелем оставалось не больше двух десятков казаков, с которыми тот надеялся покинуть крепость через подземный ход. Скрываясь в убежище, сердюк из разговоров бродивших по крепости казаков Скоропадского узнал, что именно в подземелье, через которое русские проникли в крепость, Чечель и был захвачен в плен.

Вот она, истинная причина падения Батурина — измена кого-то из пользовавшихся полным доверием Чечеля людей. Из случившегося Мазепа должен сделать для себя важный вывод — жертвой предательства самого близкого человека может стать и он, гетман, а поэтому необходимо утроить осторожность и не доверять полностью никому.

Сгорбившийся, понуривший голову Мазепа мало походил на владыку Гетманщины и предводителя пятидесяти тысяч казаков, которых обещал привести с собой королю Карлу.

— Злые и нещастливые наши початки, — повернувшись к Орлику и грустно улыбнувшись, произнес он.

— Может, пригласишь на чарку, полковник? — прозвучал из темноты голос Меншикова, и в следующий миг он шагнул к костру.

— Почему бы и нет? — ответил Скоропадский, ужинавший у огня с есаулом Скибой и несколькими старшинами своего сводного полка. — Присаживайтесь, ваше сиятельство.

— С удовольствием. — Меншиков уселся на обрубок дерева рядом со Скоропадским, сбросил с плеча плащ, положил себе на колени. С улыбкой спросил: — А не тесновато у огня, полковник?

— Пожалуй, — согласился Скоропадский, поняв намек князя. — А ну, паны старшины, проверьте, все ли в полку в порядке, — приказал он.