Настя кивнула, опустив голову. Виктору стала видна светлая линия пробора.

— Я знаю, да, — резко ответила Настя. — Все вы… нена…

Ее вдруг скукожило, сжало, из губ вырвался стон, она зубами впилась в собственную руку. Капельки крови закапали на колени.

— Я пойду, — испуганно произнес из-за спины Шохонуров и прошептал: — Не смотри на нее. Просто не смотри.

— Почему?

— Это… примета: в постель к ней попадешь…

Отступив, Шохонуров пропал между домами.

— На-асть, — потоптавшись, протянул Виктор, — ты шляпы моей не брала?

— Шляпы?

Женщина подняла лицо. Губы влажно блестели. Подбородок прочертила тонкая струйка.

— Ты ее, наверное, постирала.

— И вы об этом думаете? Вам это более важно?

Виктор пожал плечами.

— Люди держатся за мелочи. Потому что часто мелочи не дают сойти с ума.

— Вон как, — Настя, усмехнувшись, поднялась. — Я-то, дура, думала, что люди должны держаться за людей.

Она осмотрела руку, лунки зубов на коже, размазала кровь пальцами.

— Настя…

— Идите к себе, Рыцев, — мертвым голосом произнесла женщина. — Не стирала я вашу шляпу. Вообще ее не видела.

Она взялась за дверную ручку.

— Настя, да пойми ты! — крикнул Виктор. — Нами играют! Всеми! Это не я был ночью. Не я! И ты, возможно, была не ты. Где здесь настоящее? Где любовь?

Боль выкрутила ему ногу. Виктор упал. Дверь за Настей закрылась.

Что ж, мы все рады, каждый в свою норку, каждый нашепчет свое желание. Только толку-то. Морщась, Виктор дотянулся до окаменевшей икры, потискал и помял ее сквозь ткань штанины. Не удивительно, что никого, все себе загадывают…

Осторожно размышляя, он дополз, доковылял до "дома для идиотов".

Ногу отпускало медленно, резкая боль сменялась тягучей, за ней пошла послабее, на которую и внимания можно не обращать.

Вот еще что, подумал Виктор. Части тела.

Сегодня нога, желудок, точка за глазами. Еще на биоферме, комплексно. Вчера — несколько легких уколов, экзекуция перед кладбищем. Он передернул плечами, вспомнив. Как-то даже чересчур, кажется, поваляло.

Но опять же не видится взаимосвязи ни с определенным ходом мыслей, ни с отдельно думаемыми словами. Замечательно было бы, если такая взаимосвязь обнаружилась. Но есть ли она? Есть ли?

Виктор вздохнул.

Ладно, будем искать шляпу. Раз говорят, что не брали, то она где-то наверху. Не пополнить ли планшет делом о пропавшей шляпе? У сменщика появятся уже две загадки. Неграш и шляпа. Если, конечно…

Мысль запнулась — в доме горел свет.

Виктор заглянул в кухню и увидел грязный противень, несколько тарелок, дольки пумпыха на столе. В ванной влажно поблескивала стена под душем. Кто-то недавно мылся.

Интересно.

Стараясь не топать, он поднялся по лестнице под крышу.

Никого.

На раскладном столике стояла тарелка с нетронутым остывшим мясом, в высокой кружке, кажется, темнел синтетический чай. На кровати лежала книжка из стопки, оставшейся от предыдущих жильцов. Толстый пластик, клавиши прокрутки. То ли кто-то ожидал его, то ли у него появился претендент на мансарду.

Виктор спустился вниз, снова проверил комнаты, заглядывая в ниши. Ни людей, ни шляпы. Запоздало сообразив, он толкнул дверь на задний двор, но и там никого не оказалось. Сполохи разве что и резкие тени.

— Эй, кто тут? — на всякий случай спросил он, всматриваясь в шевеление травы.

Может, это на Настю что-то нашло, подумалось ему. Или это вообще ее обязанность — уборка и готовка, а я тут гадаю.

Он вернулся в дом.

Разделся до трусов, повесив комбинезон в ванной, посчитал ссадины и желто-коричневые пятна синяков, над поддоном сполоснул руки и шею, минут на пять застыл в коридоре, решив вдруг, что если гость и появится, то сейчас.

Даже пожелал, рад, рад.

Тварь смолчала, опять опрокинув все надуманное. Не мелькнула силуэтом в окне. Не стукнула женским кулачком в пластик. Стой, Рыцев, стой. Глупо смотришься, и этого достаточно. Ожидающий в трусах. Чего ожидающий?

Отмерев, он снова поднялся наверх.

А ведь я сегодня еще не ел, вспомнилось ему. Конфету только.

Мясо на тарелке выглядело аппетитно, поджаристо. Вилка — вот она. Хлеб с сыром. Зарыжевший уже пумпых.

Нет, наверняка это приготовлено ему. Яцеком. Или Верой. Если Верой — вообще замечательно.