В какой-то момент я уже ощущаю себя готовым плюнуть на все и пойти пешком домой, в родительский дом, а то и поймать тачку, чтобы за любые деньги уехать отсюда. И именно в этот момент напротив нас со Славой с визгом тормозит белый микроавтобус – что-то вроде «фольксвагена транспортера», - со следами обширной коррозии на порогах и массивной двери на полозьях.

– Залазьте! – объявляет с серьезным видом открывающий дверь и тут же ускользающий внутрь Жора.

В машине меня впихивают на свободное место, а Слава сам обрушивается куда-то назад, где, я надеюсь, тоже было припасено свободное место. Все молчат.

– Че так быстро-то? Я соскучиться не успел, - бурчу.

– Таксопарк полон бюрократов, - выговаривает Пашка, старательно имитируя трезвость.

– У нас хоть водила-то трезвый? – интересуюсь.

– Как стеклышко, - раздается голос с переднего пассажирского места.

В любом случае, думаю я, перегар в салоне настолько силен, что опьянел бы даже «сухой» в ноль. Когда кого-то здесь всерьез беспокоили менты в пределах города? Вот только, если я не ошибаюсь…

– Мы куда едем-то?

– Неуместный вопрос, - широко улыбаясь, выдает Пашка.

– Клуб на окраине, - спокойно отвечает Жора. – Надо догнаться, да и ты какой-то зеленый, уставший.

– Ага, - киваю, глядя вперед, на дорогу, которая становится все более безлюдной.

– Вот и отдохнешь, - завершает объяснение Жора и отворачивается, чтобы уставиться в украшенное трещиной маленькое пассажирское окно.

– Когда я на это подписался… - то ли спрашиваю, то ли начинаю что-то утверждать.

Никто не реагирует. Через несколько минут дорога освещается только ближним светом фар микроавтобуса. Насколько я понимаю, мы едем в область – здесь это понятие довольно сильно размыто, но в целом, насколько мне известно, область – это ад местного масштаба, запустение и связь с несколькими деревнями, жители которых мне никогда не казались и отдаленно дружелюбными. Впрочем, городские мне сейчас тоже таковыми не кажутся.

В салоне – Жора, Пашка, Слава, Толик, кто-то спереди и еще трое знакомых мне парней, которые, впрочем, не играли в моей жизни никакой роли. И в этой компании я еду куда-то в область. В какой-то клуб, от которого не приходится ждать ничего путного.

– А почему не в городе?

– В тараканнике «праздника»? – усмехается Жора.

– Да я почем знаю. А что там?

– В «празднике»?

– Ну.

– Хлам. Наркоманки. Алкаши. Человеческое мясо. Киркоров и Добрынин с Пугачевой для танцев.

– В ремиксах?

– Ну да. А толку-то? – смеется Пашка. – Странный ты, Дим.

– Я? Я в норме, - немного пугаюсь формулировки.

– Для городского, - бормочет из-за моей спины Толик.

– А кто тут деревенский? Кто из деревни? – я пытаюсь обернуться назад, но Жора меня одергивает.

– Расслабься, - качает головой. – Не надо.

– Ну, ты же у нас из настоящего города, - не унимается Толик.

– Блядь, а тут что, игрушечный? – оборачиваюсь, вопреки попыткам Жоры снова меня удержать. – В чем проблема вообще?

– Ни в чем! – громко объявляет заросший щетиной Гриша Тимчук, и его голос и массивная фигура перекрывают попытки тщедушного Толика что-то ответить. – Успокоились оба.

Я мотаю головой и сажусь обратно, упираясь взглядом в лобовое, в котором проявляются какие-то признаки искусственного света вдалеке. Если Толика обидел мой первый визит, он мог бы так и сказать. Тут что-то другое. Что-то его зацепило. Годы на зоне. Что-то было не так. Да, у него все было не так. Никто не поднимет тему и даже не намекнет ему на его недостатки. А его все равно все парит. Комплексы. Возможно, неприятное общение с сокамерниками. Не знаю, что там у них происходит. Мало ли.

Мы переезжаем через маленький мост и даже в скудном рассеянном свете четырех фонарей, попарно обозначающих его начало и конец, можно успеть увидеть, насколько грязная вода течет в этой тонкой речушке, что проходит, как мне всегда казалось, совсем рядом с городом. Тьма снова сгущается, и только вдалеке виднеются все те же огни каких-то низких зданий. Все вокруг полно ощущения мертвенности и тлена. В последний раз нечто схожее меня посещало, когда я проезжал мимо станции метро «Проспект Большевиков». Серая каменная фигура станции, кажущаяся обшарпанной и убогой и грубый, словно бы обтесанный напильником, ее верхний край и птицы, сидящие на проводе, отходящем от станции, резко вбросили меня в некое подобие секундной депрессии и едва не заставили врезаться в стоящую впереди маршрутку.

В ближнем свете фар мелькает бесформенная фигура какого-то здания, и я интересуюсь, знает ли кто-то, что это за дом.

– Лачуга съемная. Использовали для пьянок. Двухэтажная. Но сильно поношенная. Там пьянь одна как-то собралась. Взяли ключи, сняли пару телок, - рассказывает Пашка. – Потом уснули, а газ, который из маленького баллона шел, не выключили. Кухню сразу разнесло, кое-кто выбраться не успел. Кого-то вытащили.

– А хозяин что на это?

– Заплатили ему что-то. Ментам дали, чтобы не развели вонь. Ну, никто ведь не сдох – кто не успел выбежать, обгорел до неузнаваемости. И все. Потом залили водой и огнетушителями из машин, но, конечно, остались одни огрызки, - Пашка рассказывает монотонно, всматриваясь в лобовое и разглядывая приближающееся здание ночного клуба.