Он сам вел торговлю с людьми, которые не были лиадийцами. И как и лиадийцы, некоторые из них были порядочными, другие, к сожалению, нет. Местные обычаи порой диктовали систему, которая была непривычной для лиадийского склада ума, но, когда ее удавалось понять, в ней обнаруживались порядочность и нечто вроде кодекса достойного поведения.

Даав шел еще дальше и утверждал, что меланти существует независимо от сознания человека и может быть определено путем внимательного наблюдения. После этого долгом человека с осознанным меланти было уважение к непробужденному сознанию и охрана спящего потенциала.

Эр Том считал точку зрения брата крайней. Пока не познакомился с Энн Дэвис.

Он знал, что Энн — человек чести. Он лично и достаточно долго наблюдал ее меланти и определил бы его, при всех отличиях в составных частях, как равное его собственному. Она не начала бы войну долга из злости и не использовала бы крайние меры сведения счетов для того, чтобы подкрепить шаткую уверенность в себе.

«Возможно ли, — медленно спросил он у себя, — чтобы Энн дала мальчику такое имя для того, чтобы оказать мне честь?»

Озеро ослепило его глаза, а парапет зашатался под ногами. Он крутил эту мысль в голове, пытаясь освоиться с ее странной формой и сжимая зубы, чтобы не закричать от возмущения, вызванного тем, что кто-то мог подумать такое.

Факты. Энн — человек чести. Между ними не было ничего, что требовало бы сведения счетов. Имя ребенка — йос-Галан. Следовательно, Энн своим поступком хотела оказать ему честь — или по крайней мере не хотела причинить ему вреда.

Он набрал полную грудь холодного воздуха, ощущая почти головокружительное облегчение из-за того, что здесь нет никакого сведения счетов, на которое он обязан отреагировать, что ему не нужно причинять вред той, кого ему хотелось только лелеять и оберегать.

Оставалось решить только, что следует предпринять относительно ребенка.

День уже клонился к вечеру. Шан плотно пообедал, упрямо отказался от сна и легко соблазнился на «Смешай и Составь».

Энн покачала головой. Ей уже три раза приходилось менять программу: казалось, Шан без труда выучивал простые фигуры. Ему нужен гувернер — или больше времени, чем она в состоянии ему уделять, — чтобы он мог учиться с нужной ему скоростью, чтобы программа его обучения была хорошо сбалансирована, чтобы ему не становилось скучно…

«Гувернер! — насмешливо сказала она себе уже не в первый раз. — Ага, умница, Энн Дэвис! И откуда у тебя возьмутся денежки на такую бредятину?»

Ее тревога выражалась в том, что она стала искать утешения в диалекте своего детства. Она снова тряхнула головой и направилась к письменному столу, где решительно включила терминал. «Займись-ка работой!» — строго приказала она себе.

Однако ее мысли не желали сосредотачиваться на работе, и после получаса, бесполезно потраченного на блуждание среди отдаленных от дела вопросов, она отказалась от заказанного времени и направилась к полухоре.

Сняв с инструмента чехол, она аккуратно сложила его в кресло, села на стул, переключила рычаги, установила ритмы, тональности, созвучия — и очень тихо начала играть. Эр Том не вернется. Разумом она это понимала. Его стремительный уход утром говорил сам за себя. И не стоит гадать, хорошо это или плохо. Она все утро пыталась понять это — и у нее так ничего и не получилось.

Ее руки неправильно легли на клавиши, вызвав диссонанс. Энн раздраженно подняла руку и переключила ритмы, однако игру не возобновила. Вместо этого она сидела, глядя на стертые пластиковые клавиши, борясь с ужасом, который грозил ее поглотить.

«Так не может продолжаться», — заявил он в ее воспоминаниях, и сейчас Энн прикусила губу. Эр Том — человек чести. Ему надо заботиться о своем меланти — своем статусе. Энн по незнанию поставила его меланти под угрозу, и Эр Том счел, что простого изменения фамилии Шана недостаточно, чтобы эту угрозу устранить.

Лиадийская литература была ее страстью. Она постоянно читала истории о Шане эл-Тразине — упивалась ими, искала среди забытых исследований варианты самых старинных текстов, отправляя свои записи знаменитым лиадийским прена-ма — сказителям. Она знала, что случается с теми, кто имел глупость поставить под угрозу меланти лиадийца.

Они втягивались в вендетту чести, что достаточно часто приводило их к разорению. А иногда — к смерти.

Не имеет значения то, что она любит Эр Тома йос-Галана, не имеет значения то, какие чувства он мог бы питать к ней при других обстоятельствах. Она подвергла риску его статус. Угрозу, которую она собой представляет, необходимо ликвидировать, ее дерзость — уничтожить, а его меланти надежно восстановить, независимо от того, какую боль он может причинить ей при этом.

Возможно, ему даже будет жалко причинять ей боль и он будет искренне сожалеть о ее несчастье, как Шан эл-Тразин искренне горевал о своей возлюбленной Льяде ро-Менлин, которая убила его напарника. Она заплатила за это полностью, и эту плату взял с нее Шан, как того требовала честь. А потом он всю оставшуюся жизнь горевал о ней…