– Можно и планёр.

– А летуна попросим, чтобы вез куда надо?

– Я сам поведу. Я умею.

– Да ты с ума съехал… – Я легонько тряхнул мальчишку. – Планёры водить лет семь учатся, лучшие из лучших! Это тебе не из пулевика стрелять, это наука тонкая, ее и в Доме не всякий знает!

– Я знаю!

– Марк. – Я постарался, чтобы в голосе сейчас появилась вся строгость, от природы отпущенная, и несложно это было сделать, честно скажу. – Я дурью страдать не намерен и голову в петлю не суну. Не хочешь в горы – уходи куда знаешь. Нож я тебе… нет, нож не отдам. Тебя не спасет, мне поможет. А в остальном преград не ставлю. Решай.

Он всхлипнул.

– Марк, говори!

– Я… я пойду… с тобой.

– Вот и хорошо. Умный мальчик. Идем.

Двинулись мы по улице, и Марк сразу затих. Не стал на слезы сил тратить и шуметь не стал. У меня даже подозрение закралось, что все всхлипы были для того, чтобы меня растрогать.

Нет уж, дружок. Я не злой, видит Искупитель. Даже добрый, наверное. Но по глупости умирать не собираюсь.

В горах нас никто не достанет, и с голоду там не пропадешь – в холмах кроликов, как на болоте комаров. Холода тоже бояться нечего, Печальные Острова – они теплые, не чета материку. Отсидимся в горах, доберемся до побережья, найдем корабль с жадным капитаном, вернемся домой. Поумнеет парнишка, так и впрямь не брошу, пристрою к лысому Жаку или Пейсаху-иудею. Все хорошо будет. Если уж Сестра с этапа вытащила, так теперь…

Слишком я расслабился. И почуял засаду шагов за двадцать, хотя должен был за пятьдесят. Впрочем, и засада была хороша – застыли недвижно у стены три силуэта, два побольше, один поменьше. Молча, без болтовни, без курева. То ли новобранцы ретивые, то ли опытные служаки.

Я застыл, сжал ладонь Марка до боли. Мальчишка понял, замер.

Вот ведь незадача. Они нас пока не слышали, может, задремали все же? Но не ровен час… треснет щепка под ногой пацана, откроет он рот…

Очень медленно я подхватил Марка под коленки, поднял на руки. Его шагу я не доверял, лучше уж за двоих прошагаю.

Только бы молчал, погодил с вопросами!

Марк словно онемел. Даже дышать перестал. Молодец. И вот это его понимание, готовность довериться меня и подвели. Вместо того чтобы сразу отступить, я решил пройти мимо дозора. За кольцо облавы вырвемся – легче будет. Поутру стражники доложат, что никто мимо не проходил, значит, станут развалины прочесывать. А мы уже далеко!

И я шагнул вперед. Бесшумно, не подвели ботинки на дорогом заморском каучуке, и все навыки разом вернулись, и мальчик застыл, цепляясь мне за шею, съежившись, будто стараясь полегче стать.

Вот только тот силуэт, что поменьше, шелохнулся – и залаял!

Дурак!

Я дурак!

Конечно, кто же наряжает в ночь дозор из трех человек, по караульному уставу положено посылать двоих с собакой!

– Кто идет! – рявкнули от стены. Голос был совсем не сонный, прокуренный, крепкий. Не салага-новобранец, опытный стражник там сидел.

Уже не таясь, я поставил Марка на землю, толкнул за спину, выхватил кинжал.

– Взять их, Хан!

Все правильно, как еще свирепую русскую овчарку назвать, как не Ханом…

Черная тень метнулась к нам, я вытянул вперед руки с кинжалом. Когда между нами оставалось шагов пять, пес прыгнул, норовя вцепиться в горло, как учили.

Вот только я уже присел, вскидывая руки, ловя беззащитное собачье брюхо на стальное острие.

Пес взвыл, когда металл вспорол ему живот. Инерция прыжка была велика, и ударил я хорошо. А уж к заточке лезвия никто бы не придрался. Вспорол я пса от горла до кобелиных достоинств, меня окатило кровью, словно небеса разверзлись. Пес перелетел через меня, сбил с ног Марка, задергался – но уже в предсмертных конвульсиях. Мальчишка вскрикнул, но не от боли, от испуга, разницу тут сразу чувствуешь.

– Сукины дети, душегубцы! – заорал стражник. Видно, понял, что с его псом случилось, и остервенел. – На клочки разорву!

Все бы ничего, в темноте он бы мигом отправился свою собаку догонять, вот только второй стражник время даром не терял.

Зашуршало, и ночь расступилась под светом новомодной карбидной лампы, ярче которой и у высокородных ничего не водится.

Оказались мы перед стражниками как на ладони – я с кинжалом, весь в крови, и Марк, по земле от дергающегося пса отползающий.

– Оба тут! – сказал стражник с фонарем. Голос был не испуганный и не злой, а это хуже всего. Еще и лампа у них оказалась не с зеркалом, что только в одну сторону светит, а круговая – не вырвешься из света. Стражник поставил фонарь и потянулся к поясу.

Сверкнули палаши. Хорошие палаши – пусть и не стальные, и не такие острые, как мой кинжал, да только длиннее его раза в четыре.

Они оба на меня двинулись – видно, поняли, что Марк им не помеха. А может, еще почему… стражник с фонарем напомнил товарищу, быстро и коротко: