– Быдло… – прошептала Хелен, касанием руки привлекая мое внимание. – Быдло, жадное быдло…

Все презрение аристократки к человеку, преступившему свой долг за деньги, звучало в ее словах. Как ни странно, но на миг мне даже захотелось, чтобы сержант оказался честным и хитрым служакой, что подкатит сейчас к посту – и поднимет тревогу.

И в то же время я понял – Хелен права.

Сколько легионер получает в мирное время? Три марки в неделю. Сержант – пять. Значит, двадцать в месяц. С поощрениями, что по праздникам и после крупных учений, набегает за год марок триста.

Значит, придется нашему сержанту отслужить почти семнадцать лет, чтобы заработать пять тысяч. Это если он не станет тратить денег на пиво и девочек, если не надо ему никого содержать на родине, если не наложили на него взысканий и штрафов, если не произошла по его вине порча казенного имущества.

Так что, скажем честно, двадцать лет из жизни солдата – долой. Молодым пареньком пришел он в армию, пожилым человеком из нее уйдет. Чему остается в сорок лет радоваться? Ну, жениться на молоденькой, торопливо сделать детишек да просиживать вечера в пивной, с такими же отставниками о былых деньках вспоминая.

Мог я понять рыжего сапера. И Хелен, с ее брезгливым презрением к чужому бесчестью, и сержанта, смекнувшего, что появился у него шанс заработать денег и вскоре из армии уйти.

До чего же ужасно, если начинаешь всех понимать! Куда проще – выбрать одного человека, его понимать и поддерживать, а всех остальных – скопом считать бесчестными.

И ведь раньше у меня это получалось легко, без всякого душевного усилия. Может, потому, что не сводила меня жизнь со столь разными людьми, как сводит теперь? Или во мне что-то сдвинулось и заставляет, против моего желания, пытаться всех понять?

Вот что сказал бы Антуан про этого сапера и его корыстолюбие? Небось рассказал бы красивую притчу. Что-нибудь про то, как разбился его планёр в диких землях и было у него с собой много новеньких стальных марок, но не было ни глотка воды и ни крошки хлеба… вот тогда он и понял, какую цену на самом-то деле имеет железо. И был бы прав.

Ну а Арнольд? Если бы снизошел немногословный офицер до ответа, то рассказал бы историю о том, как за пару грошей брат брата зарезал или мать родная дочку для забав солдатам продала. А Жерар мог бы рассказать, как богатство, пусть даже неправедное, послужило добрым делам. Не зря же в Писании сказано: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным». А Луиза бы стала собственную судьбу вспоминать, как из-за собственного мотовства вынуждена была свет покинуть.

И все были бы правы.

А ведь это самый простой пример. Деньги, они деньги и есть, хочешь – в руки возьми, хочешь – сочти до последнего гроша. Чего уж говорить, когда дело доходит до вещей тонких, духовных, исчислению не поддающихся? Что для Хелен честь – то для простолюдина блажь. Что для молодой жены, тайком к любовнику ускользающей, ниспосланная небесами святая страсть – то для ее старого мужа гнусная измена и подлость немыслимая. Сядешь за бутылкой вина с обманутым мужем – так всем сердцем его беду поймешь… но только если не к тебе бегала влюбленная изменница.

Телега медленно поднялась по склону, остановилась, и я услышал голоса. Спокойные, ленивые.

– Привет-привет! – крикнул наш возница. – Что, много шпионов поймали, ротозеи?

Ответили ему невнятно, но грубо. Видимо, засиделись караульные на выезде из лагеря саперов. Я собрался. Либо сейчас возница отпустит еще шутку-другую, либо спрыгнет с повозки и завопит: «А вот я вам привез голубчиков, хватайте!»

– Ну что, палинки прихватить? – продолжил возница.

– Только абрикосовой не бери, бери вишневую! – сразу оживился кто-то.

– Чего взрывать-то перестали? – спросил сержант.

– Да вроде как все теперь, земля просела, никому не пройти, – рассудительно ответили ему. – Наверное, больше и не станут порох тратить. Вот ведь злодеи… и людям было хорошо, и Державе не мешало. А теперь, увидишь, цены сразу вверх пойдут!

Вот так! Значит, даже простые солдаты прекрасно ведали про тайные подземные тропы контрабандистов.

– А по мне – так пускай бы вообще не было этого перца! – встрял в разговор кто-то третий.

– Если мадьярки перца есть не станут, то их вообще не расшевелишь, – отпустил шуточку возница. – Ладно, поеду я. Успеть бы засветло…

Вновь заскрипели колеса.

Правильно. Не железо, в конце-то концов таскать контрабандистам подземными дорогами? Душистый перец, крепкий кофе, ароматный табак. Все то, что в Османской империи умеют растить получше, чем в Державе. И никаких налогов в казну.

– Поняли, что натворили? – негромко сказал возница, явно к нам обращаясь. Ни я, ни Хелен отвечать не стали. Но возница продолжал: – Так что пять тыщ стальных – маловато будет. Моя цена – десять.