– Четыре, – сказал другой чумак. – Три дня тому то печенези шли.

– Что за печенези? Много?

– Много, – подтвердил чумак.

– Может, орда? – вполголоса предположил Асмуд.

– Как много? – спросил он. – Больше, чем нас? С кибитками?

– Не, – сказал чумак. – Вас поболе будет. А кибиток с йими нету. Вои одни. Быстро шли.

– Нас не тронули! – со значением вставил старший.

– Мы тоже не тронем! – успокоил князь. – Лови! – Он швырнул к ногам мужика серебряный резан и дал знак: тронулись.

Мужик подобрал подачку, отскочил с дороги.

Войско на рысях прошло мимо.

– Чё дал? – спросил его второй и закашлялся от поднятой копытами пыли.

Старший разжал ладонь.

– А-а-а… – протянул он пренебрежительно.

Резан был совсем махонький. С ноготь.

– Думаешь, они, батька? – спросил Асмуд. – Так вот прямо дорогой и идут?

– Почему бы им не идти дорогой? – отозвался князь. – А вот печенеги откуда взялись?

– Золото пахнет! – сказал Скарпи и рассмеялся. – Их не может быть много. Это земля Куркутэ. А Куркутэ где? У булгар! Побьем, батька! Не думай!

– А я вот думаю! – сердито перебил князь. – И знаешь, о чем?

– О чем, батька?

– О том, чуют ли эти самые печенеги золото или точно о нем знают! И что будет, если те варяги и хузары, что взяли у чумаков воз, и впрямь везут наше золото. И что будет, если степняки переймут их раньше нас!

– Мой дом – там, где я сам, – сказал парс, облизывая ложку. – А родина? Родина далеко.

Он протянул ложку Мисюрку, но тот мотнул головой: оставь себе. После парса он этой ложкой есть не станет.

– Не так уж далеко твоя родина, – возразил Машег.

На чистом войлоке перед хузарином были разложены стрелы. Машег занимался их сортировкой. На самых надежных делал особую пометку самой естественной краской: собственной кровью.

– Не так уж далеко, – сказал он. – Мои пращуры откуда пришли, по-твоему?

– Не спорю, – согласился парс. – Многие ваши до сих пор Ахурамазду почитают и огненные знаки на теле носят.

– Не только огненные. – Машег отложил очередную стрелу, повернулся к Духареву: – Помнишь, Серегей, ты про птичьи лапы говорил? То знак смерти.

– Да-да, – подтвердил парс. – Лапы стервятника. Или голова его.

– Фу! – поморщился Гололоб. – Шоб я на себе ворону поганую рисовал? Ну огонь, это я еще понимаю…

– Это одно и то же, – заметил Машег и усмехнулся. – По нашему обычаю мертвых в землю кладут, по вашему – огню отдают, а они, – он кивнул на парса, – трупы так бросают, падальщикам.

– Чё, прям так из избы и выкидывают? – изумленно воскликнул Понятно.

– Нет, – сказал парс. – Для этого есть здания особые, башни.

– Ой плохо тебе будет! – сочувственно проговорил Понятко.

– Что ты имеешь в виду?

– Где ж мы тебе эти самые башни отыщем? Уж не обессудь, придется тебя так кинуть. Как думаешь, найдут тя падальщики без башни? Не проворонят? – и захохотал, довольный. Сострил и скаламбурил.

Парс поглядел на Понятку, решая: рассердиться или нет? Решил, не стоит. Все же варяги обращались с ним пристойно. Не били. И даже накормили. Правда, отдельно. Как чужого.

– Ты лучше скажи: зачем от нас сбежал? – спросил его Духарев. – Чего испугался?

Парс ответил не сразу, но все-таки ответил.

– Увидел кое-что, – нехотя проговорил он.

– И что же?

Парс устремил на Духарева свои черные блестящие, как мокрые маслины, глаза.

– Я, – сказал он, – провидец. И великий звездочет. Я гляжу на человека – и вижу, под какой звездой он родился, какие знаки небесные им правят. Вот на него смотрю, – он показал на Гололоба, – и вижу, каков он нравом, и судьбу его вижу.

– И какая же моя судьба? – заинтересовался Гололоб.

– Дурная, – сухо ответил парс. – В дни сии лучше б тебе в спокойном месте сидеть. Или кровь твоя прольется вскорости.

– Ха! – воскликнул Гололоб. – Эка невидаль! Мало, что ли, крови моей на сырую землю пролилось? Вона, последняя рана еще не зажила! Ты лучше скажи: живой я буду или помру?

– Этого я не вижу, – парс покачал головой.

– А про меня? – жадно спросил Понятко.