Серега вздохнул, сунул меч в ножны и повесил на место. Во-первых, чужое, во-вторых, даже дубинкой Духареву было сподручней орудовать, чем длинным боевым клинком. Рубиться на мечах – все равно что из тяжелого револьвера навскидку бить. Это только кажется, что просто: навел да нажал на спуск. А на деле: из шести выстрелов пять – в «молоко», а шестой – в ворону на дереве. Это если в мишень стрелять. А если в вооруженного противника, так, скорее всего, и на спуск нажать не успеешь, а твои мозги уже в стенку полетят. В общем, повесил Серега дорогую вещь на прежнее место и…

– А вот это ты верно решил, – проскрипел за спиной голос. – Поворотись-ка, паря, да погляди на меня.

Духарев послушно обернулся.

Перед ним стоял совершенно седой старик, одетый, несмотря на лето, в теплую меховую одежку. На плече старика сидел горностай, другой, не тот, что расположился на кровати, а в руках деда наличествовал взведенный заряженный арбалет, именуемый здешним народом – самострел. И этот самый самострел был очень красноречиво направлен Сереге в живот.

– Зачем пришел, дурень? – спросил старик.

Слова он выговаривал не очень внятно: через коричневое от загара лицо пролегла страшная борозда: серый рубец от уха, голой полосой протянувшийся через бороду, к подбородку. За разорванной губой проглядывала пустота: зубов в этом месте не было. Серега скосил глаза вниз и увидел, что одной ступни у деда нет и опирается он коленом на деревянную раскоряку. Как он сумел без ноги, беззвучно, подняться наверх и застать Серегу врасплох? Уму непостижимо! Серега прикинул, сумеет ли в броске перехватить самострел. Решил: рискованно. Слишком тесно. А старик, скорей всего, только выглядитнемощным.

Дед качнул перехваченной кожаным ремешком головой.

– Даже и не помышляй! – угадал он Серегины прикидки. – Так чего тебе надо, репка-сурепка? Зачем ко мне влез?

Наконечник, который глядел Духареву в район пупка, был двойной, зазубренный. Такой вынуть можно только с потрохами вместе. Вынутые потроха Серега видел. Это было неприятное зрелище, хотя потроха были не его, а совсем другого человека. И все, чего хотел тот человек, – десять кубов обезболивающего в вену. Или – ножом по горлу. Только побыстрее.

Вряд ли собственные внутренности понравятся Сереге больше, чем чужие. А обезболивающего тут нет. И искусственного сердца с почками. А как работают местные хирурги, он уже видел. Строго по анекдоту.

Доктор: «Ампутация левой ноги!»

Фельдшер топориком – тюк!

Доктор: «Ампутация правой руки!»

Тюк!

Доктор: «Ампутация левой руки!»

Тюк!

«Я сказал – левой!»

Тюк!

«Я сказал – руки!»

Тюк!

Вот и у дедушки с местной медициной явно были проблемки!

– Что, язык проглотил? – сердито рявкнул ему старик. – Пошто священное место испоганил?

– Я ничего не трогал, – осторожно проговорил Духарев. Раздвоенный наконечник действовал на Серегу гипнотизирующе. – Не крал и не поганил… Дверь надо запирать! – буркнул он.

– Чего-о? – старик задрал лохматую бровь.

– А того! – Серега фыркнул и уселся на пол. Да пошел этот дед!.. Захочет стрельнуть – все равно стрельнет.

Старик не выстрелил, тоже уселся, на край лежанки. Глядел на Духарева стылыми немигающими глазами. Молчал. Горностай у него на плече завернулся в пушистый хвост и тоже таращился на Серегу. Второй – тоже.

– Заблудился я, – сказал Духарев. – Что ж теперь, меня убивать? Ну не лесной я человек!

– Что не лесной – это я вижу. – Дед усмехнулся.

Усмешка у него была… Как у старого рваного волчары. От такой усмешки мужские семенные органы сразу хотят в животе спрятаться.

– А вот кто ты есть – не вижу. А должен бы.

– Почему? – заинтересовался Духарев.

– Потому что ведун, – ответил дед неожиданно мягко.

– Ведун – это как?

– Так! – Старик покачал головой и опустил самострел. – Грех тебя убивать, убогого! – пояснил он.

Серега не шевельнулся. Он нутром чуял: и без самострела старик смертельно опасен.

– А может, ты и не убогий, – рассуждал дед. – Морда у тебя вроде тутошняя, но токо – на простой погляд. А внутри, вовсе чужинская. То ли ты ума лишенный, то ли – духом схваченный. А может, ты сам – дух? – старик пытливо глядел на Серегу.

– Звали меня и Духом, – сказал Сергей.