А во вторую ввалились сразу четверо варягов!

– Кто звал? – гаркнул один из них, с квадратной фигурой, с квадратной физиономией и синими, как у Устаха, усами.

– Я! – отозвался Устах.

– Мы пришли! – с достоинством произнес синеусый.

Это был тот самый варяг, которого Духарев видел на борту лодьи с крылатым псом.

Нурман, уже собравшийся сказать: «Три!», вместо этого выкрикнул злобно:

– Вы будете наказаны! Я – большой десятник смоленского посадника Фрелафа!

– Ишь ты, баранья шишка! – нагло ухмыльнулся синеусый. – А я – сотник князя полоцкого Роговолта! Посыл от князя к воеводе Свенельду. Ты мне не указ! – И продолжал насмешливо: – Я видел там дохлого нурмана. Кто его завалил? Ты? – Он обращался к Устаху.

– Я, – ответил Духарев. – Он назвался здешним сотником, – добавил Серега, потому что ему показалось: нехорошо говорить об убитом воине так пренебрежительно, и еще потому, что он считал себя обязанным предупредить нежданного заступника. – Я благодарю тебя за помощь, брат, но, может, тебе не стоит вмешиваться? Смоленский посадник…

– Смоленский посадник пусть вылижет жопу моей кобылы! – пренебрежительно отозвался синеусый. – Я – Гудым.

– Я – Сергей, – Духарев слегка поклонился.

– Я видел тебя, – негромко произнес Гудым. – На пристани. У тебя степной конь.

– И я видел тебя, – отозвался Духарев. – На твоем корабле.

– «Перунов пес» – его имя! – в полный голос произнес Гудым. – Клянусь светлым оком Хорса, он сожрал не одну нурманскую акулу! Ха-ха! Поучим нашей правде нурманских шавок! Любо, братья?

– Любо! – гаркнули мощные глотки.

Мечи спутников Гудыма с шелестом выскользнули из подбитых бархатом ножен.

Тут десятник-нурман не выдержал, перекинул копье в левую руку, схватил дудку и пронзительно засвистел.

– Ах вот как! – закричал Гудым. – Ну гляди, нурман! – И свистнул, в два пальца, по-особому, с переливом, еще погромче писка десятниковой дудки.

Среди стражников возникло некое движение. Кажется, они отступали?

Устах хлопнул Серегу по плечу. Он широко улыбался. На его лице не осталось и следа прежней озабоченности.

Только теперь Духарев начал понимать, что его личный конфликт перерастает в нечто, уже совсем не личное.

Они пришли к смоленскому кремлю двумя колоннами. В голове одной из них, слева – Устах, справа – Гудым, – шел Серега Духарев. В голове второй шестеро на двух щитах несли тело Хайнара. Одним из шестерых был Свейни.

Нурманы и варяги. Варягов было человек сорок. Больше половины – полоцкие. Воины Гудыма. Среди нурманов пришлых было всего несколько человек. Остальные – старшие гридни смоленского посадника. Начальные люди. Но те их подчиненные, что были здесь, гридни и отроки, шагали отдельно. То были славяне или из иных племен, воины, но не варяжского братства. За ними тянулся хвост вольных смолян, мужчин и даже женщин. Особым почетом пользовались человек двадцать: те, что присутствовали при встрече Духарева и Хайнара. Видаки. Свидетели.

Посадник смоленский уже ждал их на площади перед воротами Детинца. Снаружи.

За спиной и по обе стороны его выстроились дружинники. Не менее трех сотен. Все оружные.

Колонны остановились. Остановилась и толпа смолян, грозная своей численностью.

Посадник шагнул вперед. Солнечный блик отразился от зерцала его брони.

– Зачем пришли? – зычно спросил он.

Наверняка ему уже доложили о происшедшем, иначе с чего бы это он вывел на площадь облаченную для сечи дружину.

– Искать Правды! – звонко выкрикнул Свейни.

– Говори! – приказал посадник.

– Не твоей правды! – выкрикнул Гудым раньше, чем Свейни успел что-то сказать. – Не твоей правды, нурман!

По рядам воинов за спиной посадника прокатилась легкая волна: словно каждый поудобнее перехватил щит.

«Нам крездец!» – с каким-то веселым отчаянием подумал Серега, глядя на сверкающие начищенным железом шеренги.

Он плохо знал варягов. А вот посадник знал их хорошо. И еще лучше помнил, что посадивший его на смоленское правление Игорь – тоже варяг. Хоть и не очень любивший, когда ему напоминали об этом.

Посадник мрачно поглядел на Гудыма и махнул рукой одному из своих лучших мужей. Тот вышел вперед, стянул с головы шлем, встряхнул головой, расправляя косы, – чтобы все видели: он не нурман, не варяг, а родом и обетами – из южных славян.

– Я – Мятлик Большое Ухо, если кто меня не знает, – сухо произнес он. – Я тебе гож, Гудым?

– Гож, – кивнул полочанин.

– Тогда говори свои обиды.

Свейни набрал воздуху, собираясь запротестовать, но не посмел, придавленный тяжелым взглядом посадника.